так же  много, как  и  мало. Люди  верят, что  знают  гораздо  больше;  
и  в
определенном  смысле   эта  вера,  может   быть,   полезнее  и   эффективнее
наукообразной терминологии.
     Неоспоримое преимущество мифологических  понятий заключается в том, что
они  в гораздо большей  степени  объективируют конкретику и, соответственно,
осуществляют ее персонификацию, а эмоциональность делает  их жизнеспособными
и эффективными. Любовь и  ненависть, страх и благоговение выходят  на сцену,
поднимая  конфликт до  уровня  драмы,  "статисты"  становятся  "действующими
лицами".  Человеку как  бы  бросают  вызов  вступить  в  борьбу  с  роковыми
обстоятельствами, и только так он достигнет целостности и только тогда может
"родиться бог" -  то есть он явится человеку в образе человека. В  этом акте
перевоплощения человек,  то  есть его "я",  внутренне замещается "богом",  а
"бог"  внешне  уподобляется  человеку  в  соответствии  со  словами  Иисуса:
"Видевший Меня, видел Отца" (Ин. 14, 9).
     Именно в этом проявляется недостаточность мифологической  терминологии.
Привычное  христианское представление о Боге определяет Его как всемогущего,
всезнающего  и  всеблагого  Отца и Создателя. Когда  этот  Бог  уподобляется
человеку, Он уничижается до бесконечно малого; трудно  даже  понять,  почему
человеческая сущность  не  разрушается  при  этом. Догматическое богословие,
соответственно, наделяет Иисуса  свойствами, возвышающими его  над  обычными
людьми.  Прежде всего на  нем нет macula  peccotti (клеймо греха. - лат.
), и
уже  поэтому  он, по меньшей  мере, богочеловек,  или полубог.  Христианский
богообраз не  может быть воплощен в эмпирическом человеке  без противоречий,
ведь совершенно ясно, что человек - на поверхности житейской - выглядит мало
приспособленным к тому, чтобы представлять бога.
     Мифу  в  конечном счете придется прийти  к  монотеизму,  отказавшись от
деизма,  официально  отвергнутого, но  и  поныне хранящего верность  некоему
вечному темному антагонисту всемогущего бога. В него  должны  быть  включены
философский complexio  oppositorum Кузанца и моральная неоднозначность Беме.
Лишь таким образом  бог может сохранить целостность и единство. Ведь природа
символов такова, что  они  способны соединять противоположности, чтобы те не
противоречили  друг другу, а, напротив, дополняли  один одного  и  придавали
жизни  смысл,  поэтому неоднозначность представлений о боге  Природе  и боге
Творце  уже не выглядит столь затруднительной. Более того,  миф о неизбежном
вочеловечивании бога, составляющий основу христианского учения, теперь может
быть  истолкован  как  творческая борьба противоположностей в  человеке,  их
синтез  в самости, индивидуальной целостности.  Неизбежная  противоречивость
образа бога Творца снимается в единстве  самости  как coniunctio oppositorum
алхимиков  или как  unio mystica (мистическое единение.  - лат.). В 
сознании
личности  присутствует  уже не прежняя  оппозиция  "бог  -  человек"  -  она
преодолена, противоречия заключены в самом богообразе. И это  станет смыслом
"богослужения"  -  свет,  возникающий  из  тьмы,  Творец,  осознающий   свое
творение, и человек, осознающий самого себя.
     Это  та  цель или одна из  тех целей, что с умыслом назначена  человеку
творением,  заключающая в себе этот  умысел. Это и есть все объясняющий миф,
который многие годы я создавал для себя. Это цель, которую я могу познать, я
считаю ее достойной, она удовлетворяет меня.
     Благодаря  своему  рефлектирующему  сознанию  человек  возвышается  над
животным  миром, и это  подтверждает, что природа  в высшей степени поощряет
именно развитие сознания. Сознание позволило  человеку сделаться властелином
природы,  и,  познавая бытие  мира, он утверждает  Творца. Мир  - это  некий
феномен, который не существует без  сознательной  рефлексии. Если бы  Творец
сознавал самого  себя, зачем ему  тогда сознательное  творение;  к  тому  же
сомнительно,  чтобы  крайне  сложные  и  обходные пути созидания,  требующие
миллионов  лет  на  развитие  бесконечного  числа  видов и  тварей,  явились
продуктом  целенаправленных  действий. Естественная  история  говорит  нам о
развитии случайном и неслучайном, направленном на  уничтожение себя и других
в течение необозримого времени. Буквально  о том  же  самом  свидетельствует
биологическая и политическая  история  человечества.  Но  история духа - это
нечто совершенно иное. Здесь  нас потрясает чудо мыслящего сознания - вторая
космогония. Значение его столь велико,  что невозможно не  предположить, что
где-то среди  чудовищного и очевидно бессмысленного биологического механизма
присутствует какой-то  элемент  осмысленности. Ведь в  конечном счете путь к
его проявлению  был обнаружен на уровне теплокровных, -  обнаружен как будто
случайно, - непреднамеренный и непредвиденный, но все же в каком-то "смутном
порыве", в предчувствии и предощущении, - осмысленный.
     Я вовсе не утверждаю, что мои  размышления  о  сущности человека и  его
мифа  - последнее и  окончательное слово, но, на мой взгляд, это именно  то,
что  может  быть  сказано  в конце  нашей  эры  -  эры  Рыб, а возможно, и в
преддверии  близящейся   эры  Водолея,  который  имеет  человеческий  облик.
Водолей, следующий за двумя расположенными друг против друга Рыбами, - некое
coniunctio  oppositorum  и,  возможно,  личность - самость. Он  в своем роде
souverain (государь. -  фр.), содержимое своего кувшина он  отправляет в 
рот
Piscis  austrinus  (созвездию  Рыб.  -  лат.),  выполняющих  роль  
дочернюю,
бессознательную.  По  окончании  этой более  чем  двухсотлетней эры наступит