как бесконечную. Тогда мы приходим к соотношениям старой, классической механики.
 
Последняя оказывается приближенным описанием действительности. Теория 
относительности переходит в такую приближенную теорию, когда определенная 
величина - отношение скорости движущегося тела к скорости света - стремится к 
нулю или, что то же самое, отношение скорости света к скорости тела стремится к 

бесконечности. Подобное соотношение между двумя теориями - одна переходит в 
другую, когда некоторый параметр стремится к нулю или к бесконечности, - 
существовало в математике. Если на поверхности сферы начертить треугольник, то 
сумма его углов будет больше двух прямых углов, иначе говоря, здесь будут 
царить 
соотношения неевклидовой геометрии. Когда радиус сферы неограниченно растет, 
эти 
соотношения неограниченно стремятся к евклидовым, и мы можем сказать, что на 
поверхности сферы бесконечного радиуса неевклидова геометрия уступает место 
евклидовой.

Но отсюда еще не следует однозначная физическая теория, переходящая в иную при 
бесконечном значении некоторого параметра. В физике XIX в. существовало 
несколько сходное, но все же иное соотношение между теориями. В учении о 
движении молекул необратимые процессы появляются, когда число молекул 
становится 
достаточно большим, и законы необратимых процессов становятся все более точными 

по мере увеличения этого числа. Но основная проблема учения о теплоте и состоит 

в связи обратимых процессов в системах с небольшим числом молекул и необратимых 

процессов в больших статистических ансамблях. Уже это представление о различных 

теориях, законных, т.е. достаточно точно описывающих действительность, при 
различных масштабах явлений, ломает схемы Маха и Пуанкаре. Если 
макроскопические 
закономерности термодинамики наталкиваются на неожиданные, "удивительные" 
явления при переходе к

122

молекулярным масштабам, то что остается от априорной, либо условной, трактовки 
термодинамики? И что остается от представления о "чистом описании", если теория,
 
служившая эталоном такого описания, - термодинамика - переходит в теорию, где 
фигурируют непосредственно не наблюдаемые молекулы и их движения?

В учении о теплоте различие между макроскопической термодинамикой и механикой 
молекул не имеет парадоксального характера. Термодинамические законы 
надстраиваются на законах механики частиц и не колеблют их. Тот факт, что в 
больших ансамблях действуют статистические законы, не противоречит тому факту, 
что в мире отдельных молекул действуют абсолютно строгим и точным образом 
законы 
ньютоновой механики. В теории относительности появляется иная оценка 
классической механики. Дело не в том, что объяснение явлений природы не может 
свестись к решению простых механических задач. Дело в том, что старые законы 
механики оказываются неточными, строго говоря, всегда неверными. Поэтому здесь 
уже нельзя говорить о двух равноправных взглядах на физические явления. Здесь 
речь идет о выборе нового исходного образа картины мира. Вопрос идет не о 
сводимости или несводимости сложных закономерностей к исходному, самому 
простому 
и элементарному закону, а о том, каков именно этот закон. Если он отличается от 

ранее известного "очевидного" закона, то парадоксальная ситуация не может быть 
устранена разделом сфер влияния. Вместо равноправных аспектов появляется их 
иерархия.

В теории относительности учет конечной скорости света и неизменности этой 
величины во всех инерциальных системах представляет собой более глубокое, общее 

и точное воззрение. В теории относительности, подчеркнем это еще раз, речь идет 

о парадоксальности самых глубоких, точных и достоверных законов бытия. Мысль 
должна переработать не собственные апории, а то достоверное "чудо", которое 
лежит в основе "надличного" мира. Именно такое соотношение между теорией 
относительности и ньютоновой механикой позволяет дать обоснование последней, 
объяснить, почему при определенных значениях скорости движущихся тел наблюдения 

не противоречат ньютоновой механике. Тем самым все эксперименты И все данные 
практики, подтверждающие классическую механику Ньютона, становятся 
подтверждением новой механики Эйнштейна.