| |
Ньютона - исторический триумф разума. Статью "Исаак Ньютон", написанную к
трехсотлетию рождения английского мыслителя, Эйнштейн начинает словами:
"Несомненно, что разум кажется нам слабым, когда мы думаем о стоящих перед ним
задачах; особенно слабым он кажется, когда мы противопоставляем его безумству и
страстям человечества, которые, надо признать, почти полностью руководят
судьбами человеческими как в малом, так и в большом. Но творенья интеллекта
переживают шумную суету поколений и на протяжении веков озаряют мир светом и
теплом" [1].
1 Эйнштейн, 4, 78,
439
"На протяжении веков..." Можно быть уверенными, что такова будет участь
творчества Эйнштейна, которое отнюдь не заслоняет света и тепла, излучаемого
идеями Ньютона, и само не будет заслонено открытиями последующих веков. В чем
же
основа такого бессмертия творений разума, в чем инвариантная основа излучаемого
ими света и тепла? Прежде всего, - в необратимости познания, в том, что
творения
разума могут быть уточнены и модифицированы сколь угодно радикально, но наука
уже не может отказаться от них, вернуться назад. Это не бессмертие неподвижной
статуи, это подлинное живое бессмертие. Понятие инварианта неотделимо от
понятия
преобразования; то общее и сквозное в интеллектуальной деятельности человека,
что дает эмоциональный эффект, приносит ощущение света и тепла грядущим
поколениям; это поиски нового, трансформация картины мира. Для Эйнштейна Ньютон
не был апостолом окончательных истин в последней инстанции (как в приводившихся
строках Попа: "Природа и се законы были покрыты мраком, бог сказал: "Да будет
Ньютон!", и все осветилось..."). Революционная, ищущая, трансформирующая
тенденция творчества Ньютона и всей классической науки в целом становится более
отчетливой при сопоставлении с современным преобразованием картины мира, в
свете
переоценки (отнюдь не обесценивания) научных идей Ньютона, переоценки,
вытекающей из идей Эйнштейна. До такой переоценки гелиоцентризм, идея инерции,
понятие силы, исчисление бесконечно малых, дифференциальная концепция движения
от точки к точке и от мгновения к мгновению - все эти компоненты классической
науки не казались революцией и уже вовсе не казались этапом единого,
необратимого и незавершенного процесса приближения картины мира к ее
неисчерпаемому оригиналу. Мысль о подобном процессе высказывалась не раз, но
она
не могла поколебать распространенного вплоть до начала XX в. убеждения в
непоколебимости фундаментальных классических основ пауки. В те времена история
науки напоминала строки Попа, она говорила об озарении, открывшем законы
мироздания, и о неизменности открытых законов. Если к такому озарению применить
термин "научная революция", то смысл его будет отличаться от современного:
сейчас, как бы ни определяли научную революцию, в ней видят не столько
завершение поисков, сколько более интенсивное и радикальное продолжение
неизбывной и необратимой трансформации знаний о мире. Теперь, исходя из
современной неклассической ретроспекции, мы ищем аналогичные
440
черты в науке XVI-XVII вв., позволяющие говорить о произошедшей в этот период
революции. Идеи Эйнштейна оказываются исходным пунктом нового взгляда в прошлое,
новых историко-культурных, историко-научных и историко-философских оценок
классической картины мира. Ее классицизм стал более условным, а ее
революционный
характер - более заметным. Он представляется сейчас весьма общим, интегральным,
означающим не только трансформацию отдельных, отраслевых и частных, физических,
астрономических, биологических и т. п. знаний, но и трансформацию самих методов,
логических норм, общих канонов познания, того, что называют аксиоматикой науки.
Это требует некоторой конкретизации и модификации самого понятия научной
революции. Интегрализации этого понятия, указания на трансформацию логики
познания, того, что объединяет науку данной эпохи. Ее объединяют повторяющиеся
в
каждой области научного познания каноны, образующие основные, в наибольшей
|
|