"чистой мысли" строить гипотетические выводы, не вытекающие из данного 
комплекса 
экспериментов, исходящие из общей схемы мироздания. Эти выводы должны в 
принципе 
подлежать экспериментальной проверке, но вместе с тем они должны обладать 
"внутренним совершенством" - максимально естественным образом вытекать из общей 

концепции бытия.


378

Навстречу этой идее - наиболее общей идее эпистемологических выступлений 
Эйнштейна - идут столь частые сейчас требования общей, непротиворечивой, 
вытекающей из всей совокупности сведений о мире теории, обосновывающей 
рецептурные приемы, выдвинутые ad hoc. Они были приняты "в кредит", в надежде 
на 
теорию, обладающую "внутренним совершенством". Сейчас нужно платить по векселям,
 
и именно эта необходимость толкает физическую мысль к общим, охватывающим все 
мироздание проблемам и соответственно к новому синтезу интегрального 
философского анализа мироздания с конкретными физическими концепциями и с 
частными экспериментальными результатами.

Вспомним замечательную характеристику современной ситуации в теоретической 
физике, принадлежащую Нильсу Бору. Сейчас нас может удовлетворить лишь самая 
"безумная" физическая теория. Этот термин почти совпадает по смыслу с 
эйнштейновским "чудом", он характеризует парадоксальность теории. У Эйнштейна 
"бегство от чуда", не укладывающегося в старые схемы, состоит в выдвижении 
новой, парадоксальной теории, в свете которой парадоксальное явление 
оказывается 
вполне естественным. Теперь речь идет уже не об отдельных явлениях, а о 
парадоксальных концепциях. Наука находится на пороге единой теории, 
охватывающей 
все мироздание, радикально отличающейся по основным посылкам от "классического 
идеала" и в этом смысле наиболее "безумной". Она снимет ореол "безумия" с 
частных физических концепций так же, как теория относительности сняла ореол 
"чуда" с результатов Майкельсона. Эйнштейновское "бегство от чуда", от 
удивительного факта, с помощью удивительной теории - это прообраз современного 
"бегства от безумия", перехода от удивительной частной теории к удивительной 
общей схеме бытия. Степень "безумия" определяется общностью и исторической 
устойчивостью пересматриваемых концепций. Высказанное Бором требование более 
высокой степени "безумия" означает, что сейчас физике нужен пересмотр весьма 
общих и устойчивых принципов.

Естественно было бы предположить, что пересмотру подлежит сейчас "классический 
идеал", которым руководствовался в своих исканиях Эйнштейн и к ограничению 
которого он пришел в конце жизни.

379

Современный пересмотр "классического идеала" резко отличается от эйнштейновских 

попыток построения единой теории поля. Современные наброски позитивных решений 
исходят из квантово-атомистических понятий, из микроструктуры бытия. 
Эйнштейновские концепции исходили из геометрии макроскопического мира, из 
обобщения этой геометрии. Но мы находим в "принстонских" вариантах единой 
теории 
поля и в современных тенденциях теоретической физики нечто общее, как только мы 

переходим от позитивного содержания тех и других к другой стороне дела.

Каждая фундаментальная по своему значению полоса в развитии физической мысли 
оказывает воздействие не только на позитивное содержание картины мира, но и на 
сумму тех вопросов, которые не могут быть решены в данный период и адресуются 
будущему. В этом смысле негативные результаты оказываются весьма важными, 
иногда 
определяющими для прогресса науки. Взглянем с этой точки зрения на принстонские 

варианты единой теории поля, выдвигавшиеся в тридцатые - пятидесятые годы. Они 
исходили из существования единых закономерностей, которые объясняют 
существование различных но своей природе полей - гравитационного и 
электромагнитного. Эйнштейн не пришел к однозначной, обладающей и "внутренним 
совершенством" и "внешним оправданием" единой концепции. Он сомневался в каждом 

из очередных результатов. Уже известный нам Клайн рассказывает об одной беседе 
с 
Эйнштейном по поводу единой теории поля. Эйнштейн назвал один из старых, 
оставленных вариантов "романтической спекуляцией". "А нынешняя версия?" -