радиус Солнечной системы, и выразить расстояния между планетами с помощью этой 
меры, то произвол должен быть исключен, отношение ра-

361

диуса орбиты Нептуна к радиусу орбиты Марса должно получить причинное 
объяснение, должно быть выведено из теории образования Солнечной системы. 
Аналогичным образом, если выразить массы частиц не в граммах, а в их отношении 
к 
массе электрона, принятой за единицу, то эти массы, т.е. константы атомной и 
ядерной физики, явным образом требуют выведения из более общих закономерностей, 

из единой теории элементарных частиц, из картины образования частиц, которая 
должна дать отношения масс частиц различных типов.

Для Эйнштейна исключение из физики произвольных констант, объяснение их, 
выведение предельных для данной теории величин из более общей теории было 
стержневой тенденцией научного творчества. Именно такое исключение произвольных 

констант выявляет единство мироздания и его познаваемость.

Нам уже известно, что в своей автобиографии 1949 г. Эйнштейн выдвинул в 
качестве 
интуитивной догадки утверждение, что в идеальной картине мира не может быть 
произвольных постоянных. Теперь на этом следует остановиться подробней.

Скорость света, выраженная в сантиметрах, деленных на секунды, связана с этими 
произвольными единицами. Мы можем, по словам Эйнштейна, заменить секунду 
временем, в течение которого свет проходит единицу длины, а в качестве такой 
единицы взять вместо сантиметра, например, радиус электрона. Можно заменить 
грамм в качестве единицы массы массой электрона или другой частицы. Вообще 
можно 
полностью исключить из физики постоянные, выраженные в сантиметрах, граммах и 
секундах, целиком и полностью заменив их "естественными" единицами.

"Если представить себе это выполненным, то в основные уравнения физики будут 
входить только лишь "безразмерные" постоянные. Относительно этих последних мне 
бы хотелось высказать одно предложение, которое нельзя обосновать пока ни на 
чем 
другом, кроме веры в простоту и понятность природы. Предложение это следующее: 
таких произвольных постоянных не существует. Иначе говоря, природа устроена так,
 
что ее законы в большей мере определяются уже чисто логическими требованиями 
настолько, что в выражения этих законов входят только постоянные, допускающие 
теоретическое

362

определение (т.е. такие постоянные, что их численные значения нельзя менять, не 

разрушая теории)" [8].

Итак, по мнению Эйнштейна, каждая безразмерная константа - отношение некоторой 
скорости к другой скорости, одной массы к другой массе (например, массы 
некоторой частицы к массе электрона), одной длины (длины волны или радиуса 
какой-то частицы или радиуса Вселенной) к другой длине (например, к радиусу 
электрона) - всегда может найти объяснение в какой-то теории, всегда в идеале 
можно ответить на вопрос "почему" в отношении такой константы, причем иная 
теория дает иное значение константы. Все это вытекает из "веры в простоту и 
понятность природы". Мы достаточно знакомы теперь с общими идеями Эйнштейна, 
чтобы понять смысл этих слов. Познание внешнего мира - это познание царящей в 
нем закономерности, причинной связи, охватывающей и объединяющей мир.

Эрнст Штраус, ассистент Эйнштейна в Принстоне в 1944-1948 гг., приводит в своих 

воспоминаниях очень важное замечание Эйнштейна. "Что меня, собственно, 
интересует, - говорил Эйнштейн, - это следующее: мог ли бог сотворить мир 
другим, оставляет ли какую-то свободу требование логической простоты?" [9].

8 Эйнштейн, 4, 281.
9 Helle Zeit, 72.


Что "бог" у Эйнштейна есть псевдоним рациональной связи процессов природы, - 
это 
нам уже известно. Что эта связь выражается в логической простоте, в наименьшем 
числе независимых постулатов, в естественности теории, отображающей мир с 
максимальной адекватностью, - это тоже известно. Вопрос состоит в том, приводит 

ли критерий логической простоты к однозначной картине мира? Могут ли