выменивать ее на деньги. Лучше зарабатывать на жизнь трудом, например, 
смотрителя маяка или сапожника и держать физику в отдалении от вопросов хлеба 
насущного. Хотя такая позиция должна казаться наивной, она тем не менее 
характерна для Эйнштейна" [2].


241

Эйнштейну хотелось оказаться на маяке и для того, чтобы освободиться от 
посещений и просьб, не оставлявших времени для работы. Любовь к людям не носила 

у него абстрактного характера, Эйнштейн не принадлежал к числу мыслителей, чей 
интерес к судьбам человечества сочетается с безразличием к судьбе конкретного 
человека, с которым он сталкивается в повседневной жизни. Но не повседневной 
жизнью была заполнена его душа, и не эта постоянная забота о сотнях 
обращавшихся 
к нему людей занимала его мысли. Они были прикованы к надповседневному, и его 
тянуло к работе всегда, во всякую минуту.

"Хотя только физика и законы природы вызывали у Эйнштейна подлинные эмоции, он 
никогда не отказывал в помощи, если находил, что нужна помощь, и считал, что 
эта 
помощь может быть эффективной. Он писал тысячи рекомендательных писем, давал 
советы сотням людей, часами беседовал с сумасшедшим, семья которого написала 
Эйнштейну, что он один может помочь больному. Он был добр, мил, разговорчив, 
улыбался, но с необычайным, хотя и тайным, нетерпением ожидал минуты, когда 
наконец сможет вернуться к работе" [3].

2 Успехи физических наук, 1956, 59, вып. 1, с. 151.
3 Там же, с. 152.


Эта постоянная тяга к одиночеству не сводится к заполненности сознания 
ожидающими решения научными задачами. Это более глубокое чувство. В своей, ужо 
неоднократно упоминавшейся книге "Mein Weltbild" ("Comment je vois le monde") 
Эйнштейн посвятил вводные страницы своему отношению к людям. Он говорит о 
противоречии между страстным интересом к социальной справедливости и 
стремлением 
к одиночеству.

"Страстный интерес к социальной справедливости и чувство социальной 
ответственности противоречили моему резкому предубеждению против сближения с 
людьми и человеческими коллективами. Я всегда был лошадью в одноконной упряжке 
и 
не отдавался всем сердцем своей стране, государству, кругу друзей, родным, 
семье. Все эти связи вызывали у меня тягу к одиночеству, и с годами стремление 
вырваться и замкнуться все возрастало.

242

Я живо ощущал отсутствие понимания и сочувствия, вызванное такой изоляцией. Но 
я 
вместе с тем ощущал гармоническое слияние с будущим. Человек с таким характером 

теряет часть своей беззаботности и общительности. Но эта потеря компенсируется 
независимостью от мнений, обычаев и пересудов и от искушения строить свое 
душевное равновесие на шатких основах" [4].

Одинокий и тянущийся к одиночеству созерцатель - и страстный поборник 
социальной 
справедливости. Открытая душа, живая искренняя радость при общении с людьми - и 

в то же время нетерпеливое стремление уйти от людей (будь то случайные 
собеседники, друзья, семья) в свой внутренний мир. Образ Эйнштейна кажется 
очень 
противоречивым. И все же в этих противоречиях угадываешь глубокую гармонию.

Прежде всего слово "созерцатель" в применении к Эйнштейну требует существенных 
оговорок. Оно скорее подошло бы к стороннику "чистого описания", да и то не 
полностью; на деле каждый ученый не останавливается па феноменологических 
позициях. Эйнштейн - мастер "жестокого эксперимента", учинявший природе весьма 
энергичный допрос, подчеркивавший активную сторону научных понятий - не был 
созерцателем в обычном смысле. Что такое теория относительности, как не 
преодоление созерцаемой "очевидности" и проникновение в мир процессов, о 
которых 
можно судить лишь с помощью активного экспериментирования! Для Эйнштейна 
процесс 
познания - это процесс вторжения в природу. Оно неотделимо от перестройки на 
началах разума и науки жизни людей. Из поисков объективной рациональности,