строители. Между тем вопрос о выделении средств на покупку участка и постройку 
дома встретил сопротивление националистической группы членов муниципального 
совета, и решение затянулось. Вся история приняла совершенно недостойный 
характер, и Эйнштейн решительно отказался от подарка. Он написал бургомистру 
Берлина письмо, в котором говорилось:

"Дорогой господин бургомистр! Человеческая жизнь коротка, а власти действуют 
медленно. Моя жизнь, я чувствую, тоже слишком коротка, чтобы я мог 
приспособиться к Вашим методам. Я благодарю Вас за Ваше дружественное намерение,
 
но сейчас день моего рождения уже позади, и я отказываюсь от подарка" ".

Работы по постройке дома были уже начаты, и Эйнштейну пришлось самому оплатить 
и 
участок, и строительство дома.

224

Эльза по этому поводу говорила Филиппу Франку: "Таким образом, мы, сами не 
желая 
того, приобрели прелестный собственный дом, расположенный в лесу, возле воды. 
Но 
мы истратили почти все наши сбережения. Теперь у нас нет денег, но есть свой 
дом. Это позволяет чувствовать себя в большей безопасности" [46].

46 Ibid.


Тихая деревушка Капут расположена в холмистой местности возле озера и окружена 
лесом. Дом Эйнштейна находился за деревней, в нескольких минутах ходьбы от 
озера. На берегу озера - причал и возле него па якоре маленькая яхта "Туммлер". 

Кругом - спокойный сельский ландшафт, тишина и свежий воздух.

Эйнштейн садился в яхту, поднимал паруса и брался за руль. Часами он оставался 
в 
этом убежище, недоступном телефону и визитам.

В 1930 г. на Эйнштейна обрушилось большое горе - тяжелая душевная болезнь его 
младшего сына Эдуарда. Старший сын Ганс-Альберт часто приезжал в Берлин, 
интересовался идеями и жизнью отца, знакомил его со своими работами. Он 
рассказывал, как на озере близ виллы Капут Эйнштейн катался с ним на яхте и 
чуть 
не разбил ее, увлекшись рассказом о единой теории поля. Младший сын давно уже 
тревожил Эйнштейна. Способный, с поразительной памятью, виртуозный пианист, он 
отличался патологической неспособностью к конструктивным результатам в науке, а 

в музыке - к выявлению собственных настроений. Но худшим было другое. Эдуард 
переходил от болезненно напряженного преклонения перед отцом к еще более 
болезненным пароксизмам недовольства, к упрекам и жалобам. В начале лета 1930 г.
 
Эйнштейн получил от Эдуарда письмо с истеричными обвинениями. Эйнштейн поспешил 

в Цюрих. Милева в отчаянии рассказала ему о возрастающей патологической 
меланхолии Эдуарда. Цюрихские и потом венские психиатры не могли остановить 
быстрое угасание мозга, болезнь развивалась и надежды на выздоровление не 
оставалось. Эйнштейн вернулся в Берлин резко изменившимся, сразу постаревшим, 
подавленным.

Это тяжелое настроение не рассеялось во время нового путешествия. В 1930 г. 
Эйнштейну предложили прочесть цикл лекций в Калифорнийском технологическом 
институте в Пасадене в качестве "приглашенного профессора" (visiting-professor).
 
На этот раз Эйнштейну хотелось ограничиться чисто научными беседами. Развитие 
теоретической физики во второй половине двадцатых годов дало множество поводов 
для подобных дискуссий.

Но уже в нью-йоркской гавани все обернулось по-иному. Здесь пароход стоял пять 
дней, которые вспоминались Эйнштейну как сплошной круговорот речей, приемов, 
интервью, осмотров и снова речей. Пароход не успел причалить, как на палубе 
появилось больше сотни журналистов, и Эйнштейн, не опомнившись от натиска, 
обещал одному из них часовую беседу и уже отвечал другому на вопросы: "Как 
изложить в одной фразе теорию относительности?", "Где ваша скрипка?", 
"Содействует ли религия миру?" ("Пока - нет", - ответил Эйнштейн), "Каково 
будущее человечества?" и т.д. Тут же появились фотографы и запечатлели 
пытавшегося скрыться, немного растерянного, бледного человека в черном пальто с 

развевающимися седыми волосами.

Перед отъездом из Нью-Йорка в Калифорнию Эйнштейн зашел в собор Черч-Риверсайд