"Я убедился, что Лига не обладает ни силой, ни доброй волей, необходимыми для 
осуществления ее целей. Как убежденный пацифист, я чувствую себя обязанным 
порвать все отношения с Лигой".

В письме, направленном в один из пацифистских журналов, он высказался более 
определенно:

"Я сделал это потому, что деятельность Лиги Наций убедила меня, что ни одной 
акции, совершаемой господствующими группами, какой бы жестокой она ни была, 
Лига 
не смогла противостоять. Я удаляюсь потому, что Лига Наций в своей деятельности 

не только не воплощает идеал интернациональной организации, но практически 
дискредитирует эту идею" [11].

195

Итак, инстинктивный пацифизм уже не удовлетворяет Эйнштейна. Он ищет в 
деятельности Лиги Наций не только добрую волю, но и силу, противостоящую акциям,
 
угрожающим миру. Эйнштейн не находит в Лиге Наций ни доброй воли, ни силы.

Чисто негативная позиция, однако, не могла удовлетворить Эйнштейна. С другой 
стороны, многие его единомышленники, особенно Мария Склодовская-Кюри, убеждали 
Эйнштейна, что в рамках Лиги можно содействовать интернациональному 
сотрудничеству ученых. Такое сотрудничество поможет всем людям отойти от 
национализма. Эйнштейн в это время много думал о научных идеях как о чем-то 
противостоящем шовинизму.

"Представители естественных наук, - писал он, - благодаря универсальности своих 

теорий и необходимости организованных международных связей склонны к 
интернациональному мышлению, располагающему к пацифизму... Научные традиции в 
качестве силы культурного воспитания должны открыть перед рассудком значительно 

более широкий кругозор и благодаря своей универсальности могут оказать мощное 
воздействие на людей, чтобы отвратить их от безрассудного национализма" [12].

11 Prank, 154-155.
12 Ibid., 155.


Эти идеи, навеянные событиями двадцатых годов, показывают, что Эйнштейн 
подходит 
теперь к науке как к большой силе, действующей в пользу мира на Земле. Он по-
прежнему обращен всеми помыслами к науке. Но сама наука перестает быть убежищем,
 
куда можно укрыться, чтобы не видеть разгула шовинизма, она становится фортом, 
откуда ведут наступление против шовинизма.

В дальнейшем деятельность Комиссии интеллектуального сотрудничества показала 
Эйнштейну, что солидарность ученых может быть действительной силой только в 
сочетании с прямой борьбой против центров военной агрессии и общественной 
реакции. В 1925 г. фашисты заменили представителя Италии в Комиссии 
интеллектуального сотрудничества министром юстиции в правительстве Муссолини. 
Мария Кюри заявила, что министр не может

196

войти в группу независимых представителей интеллигенции. Эйнштейн добавил, что 
таким представителем не может быть министр тоталитарного государства. Но 
некоторые члены Комиссии начали выражать опасение, что Италия выйдет из Лиги 
Наций, и Эйнштейн увидел, как пассивное неприятие войны сочетается на практике 
с 
примирением по отношению к силам войны и реакции.

Антонина Валлентен, встречавшаяся с Эйнштейном и его семьей в двадцатые годы, 
рассказывает в своей книге "Драма Эйнштейна" о его настроениях в Женеве во 
время 
сессии Комиссии интеллектуального сотрудничества.

Дружеские связи, научные интересы и музыка были для Эйнштейна большой 
поддержкой.

"Однажды вечером после особенно тяжелого для Эйнштейна заседания Комиссии он 
вместе с Марией Кюри сидел на скамье на берегу Женевского озера. Оба они в 
тяжелом молчании следили задумчивым взглядом за колебаниями светлой полосы на 
воде от фонаря, зажегшегося, когда сгустились сумерки. Внезапно разговор 
возобновился, но в глазах собеседников уже не было тоски. "Почему отражение в