Героизм севастопольцев восхищал Игоря Васильевича. Приходя на корабль, 
возвратившийся из похода, он жадно расспрашивал моряков о бое. На одном из 
эсминцев Игорь Васильевич познакомился с моряками, участвовавшими в дерзком 
налете на Констанцу. Наши корабли скрытно подошли к порту, где располагались 
огромные нефтехранилища, и обрушили на них шквал огня. Можно было уже отходить. 

Но на одном из кораблей оказалась поврежденной топка. Корабль заметно сбавил 
ход, и на него уже нацелились фашистские самолеты и береговые батареи. 
Несколько 
моряков вызвались устранить повреждение, не останавливая работы машин. Их 
обернули в асбест и опустили в пышущую жаром топку. Как им удалось справиться с 

задачей, они сразу рассказать не могли, так как вытащили их без чувств. А 
топка? 
Топка была исправлена, корабль ожил и возвратился на свою базу вместе с 
остальными.

Волнующей была и встреча с моряками эсминца, выдержавшего единоборство с 15 
бомбардировщиками противника. "Юнкерсы", как коршуны, набросились на него. 
Экипаж отбивал атаки всем чем мог и ушел-таки под защиту береговых батарей. На 
контрольную площадку для размагничивания эсминец пришел изрешеченный снарядами 
и 
осколками. В экипаже много было раненых. Но те, кто еще мог быть в строю, не 
хотели покидать корабль...

Нередко налеты немецкой авиации заставали группу во время работы на контрольной 

площадке. Игоря Васильевича трудно было уговорить уйти в укрытие.

- В небе вон, видишь, летчик наш не уходит, делает свое дело, а мы что же? - 
спрашивал он, продолжая работать и наблюдая за сражениемввоздухе.

Именно в такой обстановке ему вместе со Степановым и Регелем довелось увидеть 
первый воздушный таран над Севастопольской бухтой. Навстречу группе "юнкерсов" 
откуда-то вывернулся наш "ястребок" и ринулся в атаку. Немцы не сворачивали. 
Советский истребитель сблизился с ведущим "юнкерсом и обрубил ему стабилизатор. 

Бомбардировщик дрогнул, неуклюже завалился через крыло и начал беспорядочно 
падать. Над бухтой раскрылись три парашюта. Это были советский летчик, 
совершивший таран, и два гитлеровца, взятые потом в плен.

- Ну, орел! - в волнении говорил Курчатов,

Когда немцы особенно рьяно пытались перекрыть выход из Севастопольской бухты, 
Игорь Васильевич предложил создать первый баржевый электромагнитный трал. Трал 
представлял собой груженную дровами баржу со специально рассчитанной обмоткой, 
питавшейся от буксирующего корабля. Этот трал честно нес нелегкую службу на 
севастопольских фарватерах, подрывая вражеские мины.

Игоря Васильевича сильно расстраивали наши потери на море. Он много думал над 
тем, как уменьшить их, советовался с Анатолием Робертовичем Регелем, раньше 
занимавшимся физикой брони. Они нашли возможность усилить защиту катеров с 
помощью специальных водяных подушек. Как показали опыты, эффект получался 
значительный. Но переоборудование катеров трудно было осуществить во время 
непрерывных и тяжелых боев.

...Положение в Севастополе становилось все более тяжелым. Гитлеровцы, не 
считаясь с потерями, рвались в Крым. Их авиация, особенно по ночам, минировала 
входы в гавань и самую гавань, бомбила город.

Но в письмах И. В. Курчатова нет ни строки, которая могла бы обеспокоить 
близких 
ему людей. "Здесь бывает иногда изумительно, - с невозмутимым спокойствием 
сообщает он. - Вчера, например, я просто глаз не мог оторвать от моря. Заходило 

солнце, и на зеленой воде переливались яркие, блестящие... пятна, а вдали 
громоздились красные и желтые облака".

Но сердце его не было спокойным. В Ленинграде остались тяжело больной отец и 
мать. Пришла горькая весть: отец умер. Игорь Васильевич отправил в Казань 
письмо, единственное, в котором говорит о своих тяжелых переживаниях. Раньше и 
после никто не слышал от него ни слова о чем-нибудь подобном. Вот выдержка из 
письма от 17 сентября 1941 года:



"Спасибо за письма, они хоть немного уменьшили и смягчили те чувства, которые 
охватили меня, когда я узнал о смерти отца и о том, что мама не выехала в 
Казань.