сердец министров этого государства слова великого Питта: "Самые смелые меры 
суть самые надежные"!. 

Такими-то мерами Нельсон думал спасти Неаполитанскую монархию. Он бы в 
состоянии рискнуть целым королевством так же смело, как и эскадрой, и, к 
несчастью, он находил в королеве ту же пагубную склонность к неосторожной 
опрометчивости. По его мнению, следовало неожиданно броситься на папские 
владения, застать врасплох рассеянные войска французов и начать войну прежде ее 
объявления. Такие советы он не однажды передавал Неаполитанскому двору через 
посредство леди Гамильтон. Такое мнение подкрепляли внушения римских эмигрантов,
 обещавших армии содействие фанатической черни. Из всех министров один Актон 
поддерживал в совете этот опасный проект. Маркиз де Галло и князь 
Бельмонте-Пиньятелли противились ему всеми силами. Нельсон не мог простить им 
этого сопротивления. "Я ненавижу маркиза де Галло, - писал он графу Спенсеру, - 
он решительно не знает самых простых правил приличия. Сэр Вильям Гамильтон 
узнал, что через час отправляется курьер в Лондон, а между тем, я вчера провел 
часть вечера с маркизом, и он мне не сказал об этом ни полслова. Он только и 
знает, что любуется своими лентами, перстнями да своей табакеркой. Право, 
сделав его министром, потеряли отличного франта". 

Между тем два важных обстоятельства препятствовали тому, чтобы двинуть 
Неаполитанские войска. Не было ни денег, чтобы их содержать, ни генерала, чтобы 
ими начальствовать. Генерала просили у Австрии, денег - у Англии, этого 
неиссякаемого источника всех субсидий. "Я сказал королеве, - писал Нельсон 
графу Спенсеру, - что я не думаю, что Питт мог требовать от государства новых 
пожертвований, но что, вероятно, если Англия увидит мужественные усилия 
неаполитанцев к отражению французов, то Джон Булль не отстанет от своих друзей 
и не покинет их в нужде". С этой надеждой и с прибытием генерала Макка исчезла 
окончательная нерешимость двора. Макк, которому впоследствии судьба судила 
такие странные неудачи, который, погубив в пятнадцать дней королевство, должен 
был несколько лет спустя капитулировать с целой армией, - Макк считался в то 
время одним из лучших генералов в Европе. В Неаполе его приняли как 
ангела-хранителя. Это был человек холодный и спокойный, не речистый, но 
произносивший каждое слово тоном оракула. Он обещал раздавить французскую 
армию - и ему поверили на слово. 

Итак, Неаполю предстояла честь открытия этой новой кампании. Пьемонт уговорили 
содействовать союзу, и он должен был возмутиться в тылу у французов. Английской 
эскадре назначено было перевезти корпус войск, чтобы отрезать французской армии 
ретираду в Ливорно. Все было приготовлено к тому, чтобы окружить и уничтожить 
французские отряды, рассеянные в папских владениях и в северной Италии. Австрия,
 однако, еще не двигалась. Время ли года казалось ему поздним, поджидало ли оно 
русских, но австрийское правительство решилось продлить время и затянуть 
переговоры до апреля наступающего года. Это обстоятельство чуть было не 
охладило жар неаполитанцев. Вот что Нельсон писал графу Спенсеру 12 ноября 1798 
г. из лагеря при Сан-Джермано, куда переехал двор. 

"Милорд! Их Величества призывали меня вчера, чтобы вместе с генералом Макком и 
генералом Актоном начертать план открытия кампании. 30000 человек войска, 
составляющего, как говорит Макк, лучшую армию во всей Европе, маршировали мимо 
меня, и, насколько я могу судить об этих предметах, мне кажется, что 
действительно мудрено найти лучшее войско. Вечером мы имели совещание, на 
котором было решено, что 4000 человек пехоты и 600 человек конницы должны 
занять Ливорно. Я взялся посадить пехоту на корабли "Вангард", "Куллоден", 
"Минотавр" и еще на два португальских корабля. Кавалерию положили разместить на 
купеческие суда, под охрану одного неаполитанского корабля... План этот одобрен 
Его Величеством; Макку назначено идти с 30000 войска на Рим... Дела были в этом 
положении, когда я пошел спать. Сегодня в шесть часов утра я представлялся Их 
Величествам, чтобы с ними проститься, и нашел их в большом огорчении. Курьер, 
выехавший 4 сего месяца из Вены, не привез никакого ручательства в помощи со 
стороны императора. Г-н Тугут дает очень уклончивый ответ, и желает, чтобы 
французам предоставили открыть военные действия первыми. Чего им нужно? Разве 
мало того, что французы собирают армию, как известно всему свету, для того, 
чтобы вторгнуться в Неаполитанское королевство и в одну неделю превратить его в 
республику? Коль скоро такой проект известен всем, то не есть ли он явное 
нарушение мира? Имперские войска не имеют привычки отбивать у неприятелей 
королевства, кроме того гораздо легче разрушать, нежели создавать. Вследствие 
этого, я осмелился сказать Их Величествам, что королю предстоит выбирать одно 
из трех: или идти вперед, надеясь на Бога и на справедливость прав своих, или 
умереть, если нужно, с мечом в руках, или оставаться в покое до тех пор, пока 
его не выгонят из королевства. Король отвечал мне, что он возлагает всю надежду 
на Бога и не отступит от начатого. Вместе с тем он просил меня остаться здесь 
до полудня, чтобы поговорить с Макком насчет нового положения дел". 

После долгих колебаний возвращаются наконец к первоначальному плану. 28 ноября 
Нельсон высаживает в Ливорно пятитысячный корпус под началом генерала Назелли. 
Неаполитанская армия выступает пятью колоннами по параллельным дорогам, на Рим 
и папские владения, смежные с Абруццо. В стороне Абруццского хребта кавалер 
Мишеру и полковник Сан-Филиппо первыми встречаются с французами. Неаполитанцы 
оставляют на поле сражения несколько убитых, много пленных, всю артиллерию и