Махно
Михаил Веллер




Михаил Веллер

Махно





Предисловие



Какие фантастические герои, какие тайны и приключения! История – это вроде 
газона, постриженного рьяным и неумелым садовником: замусорен и крив, хотя 
трава срезана под гребенку. Но если ты не веришь этой стрижке и умеешь копнуть 
– под каждой кочкой тут клад! а садовник-историк – лишь ленивый сторож.

И в стародавние советские времена брежневского застоя листал я, небрежный и 
любопытствующий студент, БСЭ – Большую советскую энциклопедию. Издание третье, 
темно-синее, пятьдесят четыре тома с дополнительными, выходило в первую 
половину пятидесятых. Там был еще Берия, а примечание к дополнительному тому 
уже велело страницы о Берии и портрет-вкладку между ними «удалить». О! Историк 
удаляет истину, как хороший стоматолог – зуб под наркозом: и не услышишь. А 
потом протезирует на месте дырки.

А недалече от Берии жил на ту же букву Блюмкин. И он был эсер, и он убил 
германского посла в Р.С.Ф.С.Р. графа Мирбаха. Так... А в 1927 году он был 
награжден к десятилетию Советской власти Золотым оружием ВЧК!!! О-па! Эсеры 
служили в ЧК, убийцу посла отнюдь не расстреляли – в те-то крутые времена, а он 
служил дальше и был награжден! Те-те-те. Стоп. Значит, это Советская власть 
убрала Мирбаха?..

Мирбах жил на другой полке, на букву М. А во время I Мировой он жил в Швейцарии 
– был там послом Германии!.. А большевики тоже сидели в Швейцарии... и темные 
слухи о договоренностях с немцами и немецких деньгах на революцию... так должны 
были общаться с Мирбахом, дело-то было серьезное... и вот именно Мирбаха немцы 
перебрасывают послом в Москву... старые связи? И убрать его – много знал! 
Блюмкину – приказ! Ух ты...

Нет для ума занятия восхитительней, чем реконструировать по крупицам и 
открывать правду, разъятую на нескладные фрагменты и спрятанную наемными 
историками власти и идеологии. Историк, как вообще любой козьмапрутковский 
специалист, подобен флюсу: роет свою делянку, особо не задаваясь смыслом причин 
и корней всего леса в целом.

Если бы я не был писателем, я был бы врачом, а в свободное время – историком. 
Потому что занятий интереснее в мире не существует. Разве что физика. И 
биохимия. И философия, конечно, так ею я и так занимаюсь.

В те времена с историей особо не побалуешь. Все вставало на спецхран, 
пользование светокопировкой было подсудным делом, фотопересъемкой занимались 
только шпионы в кино. По крошкам и обломкам мы тщились проникнуть в суть времен.


И я прочитал в той же энциклопедии. Доставшейся в наследство от деда и 
проданной позднее в голодный час. Среди многого прочего... Ах, люба ж ты моя, 
восемнадцатый годочек! —

Что в восемнадцатом, страшном огнем и кровью, пьянящим верой и надеждой году – 
полумифическому, легендарному батьке Махно было – двадцать девять лет!

И был награжден батько Орденом Красного знамени! И под командованием Фрунзе 
брал Перекоп! И умер в парижской эмиграции в сорок пять лет.

...Поздней, потом, еще. И был батько мал ростом и худ, и не силен физически. И 
тих голосом, и скромен видом. И живуч, как кошка, живуч, как гадюка, вынослив, 
как сыромятный ремень. Никогда не был растерян, не знал страха, не знал 
колебаний. И такое превосходство воли и духа было в его глазах, иногда синих, 
иногда темнеющих до черного, что подчиняться ему – хотели.

И был он человеком идеи. И превыше всего ставил справедливость. И девиз жизни 
был: «С угнетенными против угнетателей – всегда!»

Если вы посмотрите в небесную голубизну, и зоркость ваша подобна многократному