искаженным от умственного усилия лицом: он передовее всех и проводит 
революционное насилие ради счастья. А народишко в деревне, давно привыкший к 
разнообразным реквизициям и грабежам, все не может постичь, как это взаправду 
можно расстреливать неповинных людей ни за что, требуя выдать то, чего нет в 
деревне!

– Чтоб на сто верст в округе и сто лет вперед и думать не смели о 
сопротивлении! – энергично взмахивал кулачком Ленин в Кремле. – И обязательно 
вешать человек сто из кулачества! («И побольше расстреливать!» – шли вслед 
записки и телеграммы.)

...Вот так и ехало несколько конных и оружных, и наскочили на продотряд в 
деревне, и ворвались со стрельбой, успев застрелить и срубить нескольких и 
крича выстроенным под пулеметом людям отбирать оружие и бить гадов.

Истребив скоропалительно самоявленных спасителей, двоих взяли ненадолго в плен:

– Ну? Откуда взялись, кто такие?

– Я Махно! – Гришка выставил ногу, расправил плечи, сплюнул. – А будем мы – 
сами знаете хто. Революционеры, анархокоммунисты и верные защитники трудового 
народа. Который вы, злобное большевистское отродье, грабите и убиваете.

– Не надо анархической пропаганды, – попросил латыш, командир взвода, косясь на 
трупы комиссара с разрубленной шеей и командира с пулевым отверстием над ухом.
 – Вы нам и нужны. Подвиньтесь сюда, да, так. Огонь!




На все четыре стороны



Кладбище, ветер, небо, кресты. Итог. Сюжет и рисунок жизни завершен, и смысл 
прогревается.

Емельян Махно. Убит немцами. На Великой войне. За веру, царя и Отечество.

Карп Махно. Убит самостийными гайдамаками в борьбе за советскую власть.

Савелий Махно. Убит белыми в борьбе против помещиков и бар за равенство и 
счастье трудового народа.

Григорий Махно. Убит красными в борьбе за свободу и справедливость угнетаемого 
трудового крестьянства.

Вот что такое народная война.

И если побеждает в ней народ – то это ненадолго...




Поминки



Пьет батько. Справляет батько горькую тризну по братам своим. И седую высохшую 
мамку можно только обнять за плечи и баюкать молча. А слова не идут. Нет слов. 
И слез уже нет, чтоб душу облегчить. Высохли в груди слезы и жгут. И только 
после много выпитого иногда пробивает.

Вырубают батькины хлопцы злую нечисть, и давно нет в сердцах пощады. Латыши и 
эстонцы, китайцы и мадьяры – сколько чужих, сколько наемных убийц за гроши 
привели большевики в вольную Новороссию. Раздевают их донага и рубят за 
околицей. Да только больше русские и украинцы же под клинок идут. И евреи 
комиссарят...

Прошла по Украйне буденновская дивизия Апанасенки – после еврейских погромов 
живых не осталось. Так кто кем правит, кто кому служит? Прав Кропоткин, 
национальность почитай и не существует, не имеет значения.

Дома и стены помогают, разведка работает, народ сам прибегает: вот там красные 
идут. Идем врозь скрытно к тому месту – и разом соединяемся, вместе бьем 
красных. Как будто и нет нас – а только для боя и победы мы из-под земли 
появляемся.

Армию мы любую сломим. С тачанок в степи выкосим. В селах на ночевке вырежем. 
Ударим конницей из лога, расстреляем фланговым огнем из лесочка, сожжем склады,