Суетится народ, расплескивая воду из ведер и плеща в огонь: не подойти к 
пылающей постройке. Со звоном и топотом мчат четверкой пожарные звери-кони 
красную бочку с насосом. Далеко играет зарево в улетающем вверх сине-черном 
небе.

Не оглядываясь, спокойно и деловито шагает в темноте мальчик.




12.



– Ты чего в запечке шаришься?

– Ничего, мамо.

– А где был?

– Объявления срочные относил.

– Ночью?

– Ну говорю же – срочные. Поздно печатали.

– А ж это не от тебя керосином так пахнет?

– Нет. Чего это от меня.

– А почему лампа пустая оказалась?

– Кака лампа? Я почем знаю.

– Ой, донюшко, чует мое сердце... тревожно мне... Есть хочешь?




13.



Мать порет Нестора:

– Говори, где ночью был! Говори, где ночью был!

– Ну хватит бить, – спокойно просит он.

– Ты знаешь, кто Шабельского конюшню сжег? Знаешь?!

– А если знаю, то что? – рассудительно говорит мальчик. – Пускай лучше не знаю.

Отец выливает остатки из штофа в стакан, выпивает, крякает, пророчит 
одобрительно:

– Ох, найдешь ты себе бед на свою голову!

Мать, подхватившись, бьет сына снова, и вдруг, обняв его и баюкая, заливается 
слезами и тихо, безнадежно воет.

– Ничего, мамо, – тихо и серьезно утешает Нестор. – Я от вас все стерплю. – 
Сжимает рот и белеет; обещает кому-то: – А больше ни от кого не стерплю. – И 
добавляет не совсем понятно:

– И никто не должен!




14.



Овцы щиплют траву, луг, пастух, заросли кустов.

Пятеро братьев сидят в кустах.

Вдруг один куст начинает медленно передвигаться, близясь к крайней овце! Пастух