– Ну шо, Нестор Иванович. Вывел народ из смертушки. Постарше – быть бы тебе 
батькой.

– Да-а, и характером взял, и умом, и уменьем... Уж и не чаяли выкрутиться.

Спасенный ощущает душевную потребность выразить свою благодарность. Если нет 
чем – то словом, и слово ищет, чтоб выразить возникшее отношение.

– А что постарше... Постарше мы все не дожить можем. Батько – он и есть батько. 
Не по годам, а по жизни.

Посмотрели оценивающе. С проверкой и любовью. Тридцать рокив – то уже не 
молодость...

– Ну шо... батько. Командуй!

Привыкли. А там и приросло.




Легенда



На каторге его посадили в соляной колодец еще с одним, и сковали их кандалами 
вместе, чтоб совсем не убежать. А посадили туда за то, что поссорились, а за то 
поссорились, что тот слабых обижал. И вот они соль отбивают и лопатами в бадью 
ссыпают, и бадью поднимают сверху. И только раз в день им сверху в бадье – воды 
и хлеба. Через месяц их поднимать – а поднимают одного Махно, а того нету. Где? 
А я почем знаю. А он его убил и по частям наверх в бадье под горой соли и 
отправил. А за дело.

А когда-то давно еще он на пана батрачил, и панская дочь над ним надсмеялась. 
Бедный был. А в семнадцатом году он усадьбу их сжег, и всех перебил, а только 
ее пальцем не тронул, и всем запретил. Так куда-то и уехала. А он ее помнит, 
оттого не женился.

А взгляд у него такой – что любой подчинится.




Брат Карп



Вот группа махновских партизан, явясь неизвестно откуда, входит в сельцо. Вот 
им указывают старосту – везде власть имеет хоть какого своего представителя: а 
представитель следил, чтоб выполнялась сдача продукта для Германии.

Особо виселицами никто не увлекался. Хлопотно, да показушно, да веревка дорога 
в хозяйстве, нехватка ведь всего. И патроны тоже дороги, порой дороже золота. 
Так что – резали. Рубили. Сунуть шашкой в горло, либо рубануть ключицу до 
сердца, либо прорубить острием череп: сначала потеха накипевшей злобе и 
тренировка руке, потом – обычное военное дело.

Прирезали старосту, сказали речь, поснедали и расположились отдохнуть. Тут и 
пожаловали гайдамаки с пулеметом на повозке. А патроны кончились.

Гайдамаки всё были не первого срока – немолодые и несильные на вид. И командир 
взвода, как волостной писарь. Жупаны синие, шапки алые, и сбитые дырявые 
сапоги; и потертые винтовки.

Выстроили тесно партизан вдоль стены амбара.

– Я Махно! – сказал Карп и шагнул вперед. – Они не виноваты. Слушались. Их 
можно отпустить.

Хорунжий варты покивал благосклонно Карпу и скомандовал. Взвод выровнял стволы 
и дал два залпа.

...Хоронить Карпа привезли в Гуляй-Поле. Могилу вырыли рядом с отцовской. 
Народу полное кладбище. Сам батько бросил первую горсть на гроб брата. Без сил 
уже тихо плакала мать на руках двух других сыновей.

– Було нас пятеро, а осталось трое, – тихо сказал батько братам на поминках. – 
Желательно бы дожить до всеобщего счастья. Осторожнее как-то. А как?