Так что. Мы Питеру сочувствуем. Но – сами по себе. Вооруженный нейтралитет. Нам 
ни от кого ничего не надо.




Офицеры



Байки насчет офицерских групп, уничтожаемых осенью 17-го классово чуждыми 
селянами, сложены одними дурачками для других.

К ноябрю 17-го офицер был – недоверчив и лют, познав уже цену народной любви и 
солдатской благодарности. Одиночки – переодевались в штатское, печатали на 
машинках подходящие документы, печати резались из резины умельцами; отращивали 
щетину, пачкали руки под рабочие, шпалер в карман – время военное, реальные 
документы и деньги зашивали в белье, в подкладки рваных пальто. Слухи о резне и 
самосудах пропитали офицерство.

А вооруженные группы – это были боевые единицы не селянам чета, а хоть и 
разбойникам. Три года окопной смерти, пулеметы и газы. Механически отмечает 
глаз господствующие высотки, и укрытые от возможного огня ложбины, и подходящие 
для пулеметных точек места. Если до сих пор жив офицер – значит, правила 
выживания под смертью давно понял. Избегай всего подозрительного, не рискуй без 
необходимости, намечай путь отхода и прорыва, всегда контролируй ситуацию, не 
вступай в контакт с превосходящими группами, выбирай позицию, при неизбежности 
– убей или оторвись.

Зимой 17–18-го отчаянный офицер шел на Дон, как игла сквозь ветошь, и был 
опасен такой офицер хуже зажатого в угол волка. Редко кого пристреливали по 
сонному делу или из засады – ради оружия и куража мужицкого.




Цена жизни



Подешевел человек за революцию. Подешевел человек за войну. Много эту расхожую 
фразу повторяли, много писали.

Убить человека – просто. Это только в первый раз – переживания. А там – 
привычное дело. Из года в год – рядом с тобой умирают и убивают. Это в одиночку 
страшно. А на миру смерть красна во многих смыслах. Жизнь продолжается, и дело 
общее продолжается, и на глазах окружающих надо до последнего момента держаться 
достойно, не хуже других. А чего страшного, все там будем.

Рефлексия исчезает. Тупеет чувство, стихает воображение. Ну – убил и убил. 
Пристрелить – дунула плоть круговым ударом от точки входа пули. Миг еще стоит 
человек – и вдруг брык резко: словно дошло, что удар пули принят телом. А 
входит клинок – складывается человек на земле и лежит тихонько, отходит чуть 
шевелясь. И ничего страшного. Живем дальше. Ты живых – тех бойся.




Владеть оружием



Стрелять – просто. Чтоб руки не дрожали, чтоб глаз хорошо видел, а еще – 
дыхание умерить на выдохе, крайним суставом пальца тянуть спуск ровно и 
осторожно, ход курка своего оружия знать – и на выстрел поймать секунду между 
ударами сердца.

Еще мальчишкой примерялся Махно к револьверу, а сейчас – эпоха и должность 
требуют. Фронтовиков полно, инструктаж, солдатский наган взводишь сам, а 
офицерский – двойного действия, самовзвод, ходом спуска курок взводится. Сверху 
опускать ствол на цель – один прием, снизу подводить – другой, навскидку от 
пояса – уже третий: здесь представь, что ствол – это твой дли-инный палец, и 
вот пальцем этим ты в цель тычешь: сжиться надо со стволом, почувствовать его 
как часть тела.

Маузер тяжел, ручка у маузера неудобная, круглится узковато, и здесь 
приспособиться надо локоть держать чуть согнутым и расслабленным, тяжесть 
оружия оттягивает кисть вниз, выбирается излишняя слабина мышц и появляется 
устойчивость в запястном суставе. С этого упора подавшейся вниз к локтю кисти – 
за полверсты летит в цель с непревзойденной скоростью и точностью маузеровская