3.



На конспиративной квартире заседает «комитет» – профессиональные подпольщики, 
социалисты и анархисты: и десятка человек не насчитает кучка за столом.

– Мы вкладываем эти сто пятьдесят рублей в общую кассу, – Антони кладет деньги 
на стол, – на том лишь условии, что как только набирается пять тысяч – они идут 
на доставку оружия и взрывчатки из Румынии.

– Кажется, уже договорились, что первая тысяча идет товарищам в Екатеринослав 
на издание газеты, – нервно перебивает социал-демократ в клочковатой бородке и 
треснувшем пенсне.

– Товарищи, товарищи! Ведь решили, что в первую голову материально поддерживаем 
программу партии социалистов-революционеров – агитация среди крестьянства, 
партийная литература, средства для товарищей, непосредственно готовящих подъем 
масс и свержение помещичьего порядка! – эсер лезет в карман, сначала достает 
наган и стукает его на стол, и только потом выуживает папиросную пачку и 
закуривает.

Социал-демократ чахоточно перхает и демонстративно разгоняет дым рукой.

Антони кладет поверх денег золотые часы:

– У кого там в Александровске был знакомый владелец часового магазина?..




4.



Братья Махно сидят в зале синематографа и под треск проектора наслаждаются 
новомодным зрелищем. Тапер бренчит на пианино сбоку экрана на сцене, 
подсолнечная шелуха фонтанами летит на пол.

На экране злодей, лощеный, как денди, входит в роскошный ювелирный магазин и 
достает огромный черный револьвер. Встает титр: «Спокойно! Это налет!» Продавцы 
испуганно и послушно поднимают руки вверх. Владелец магазина сверлит взглядом 
лицо злодея, но оно от глаз и ниже закрыто шелковым платком. И вдруг завязанный 
на затылке платок соскальзывает под шею!

Выйдя из кино, Нестор критически осматривает одежду – свою, братьев, и морщится,
 вздыхая.

– Одеться надо, как людям!

– Да? А деньги – ты дашь?

– Нет. Деньги – ты возьмешь.




5.



Лавка с претензией на шик: антиквариат, золоченые багеты, серебряные портсигары 
и часы с брелоками.

Пятеро изящно одетых молодых людей входят, и последний переворачивает на дверях 
табличку так, что теперь сквозь стекло с улицы читается «закрыто». Другой сует 
в ручку двери ножку стула – теперь действительно закрыто.

– Спокойно! – командует самый небольшой из них – ломким мальчишеским голосом. И 
быстрым движением поднимает до самых глаз алый шелковый платок. – Это налет!

Револьвер подкрепляет его слова. Продавец, хозяин у кассы и клиент, которому он 
отсчитывал в этот момент деньги, только тяжело вздыхают: такое время!..

– Получше-ка вещички ховай сюда! – велит рослый брат желтому от волнения 
приказчику и извлекает из-за пазухи бывалую холщовую торбу. – Ни! Ты те ложки 
оставь соби. Сережки с камушками вон те, портсигар... медальон вон тий...