|
для подпольной работы против восторжествовавшей контрреволюции.
Тем временем, что мы обсуждали этот вопрос, эшелоны отряда Петренко получили
распоряжение в спешном порядке покинуть железнодорожный Царевоконстантиновский
узел и двигаться по направлению к Таганрогу, под которым красногвардейское
командование группировало свои силы с целью дать повторное генеральное
сопротивление немцам и Центральной раде.
Эшелоны тронулись... Тяжело и больно было расставаться с районом, среди
населения которого мы так много работали. Однако другого исхода не было.
Расстаться с ним на время было необходимо не только физически, но и нравственно.
Ведь только со стороны можно было теперь проверить все то, во что мы верим, с
чем переплеталась великая надежда, – что торжество контрреволюции непрочно, что
пройдут месяцы, и украинское революционное трудовое население,
дезорганизованное сейчас, с одной стороны, большевистским Брестским договором,
а с другой – гнусной, провокационной политикой немецко-мадьяро-австрийского
вассала – Украинской Центральной рады, опомнится и поймет гнусную роль этих
вершителей судеб его и революции. Трудовое население организуется на сей раз
самостоятельно у себя на местах и низвергает своих палачей без опеки
провокаторов из лагеря социалистов-шовинистов...
Зная настроение тружеников деревни, с каким они готовились к неудавшейся своей
борьбе против нашествия немецко-австро-венгерского юнкерства и банд Украинской
Центральной рады, зная и веря, что это настроение в них было естественным
настроением, которое не может измениться только потому, что основанная на нем
организация тружеников на первых порах потерпела тяжелые неудачи, я глубоко в
себе питал надежду на возрождение этой организации и на новое воспитание, на
сей раз более выдержанное в своей тактике и более сильное духом. И я, и мои
друзья – Савва Махно, Степан Шепель, Ваня X., которые были присланы ко мне
навстречу из Гуляй-Поля, чтобы предупредить меня ни в коем случае не
предпринимать попыток возвратиться нелегально в Гуляй-Поле, все мы приняли
живое участие в переоценке вчерашнего. Мы пришли к тому, чтобы поспешить как
можно скорее собрать наших товарищей по группе в Таганроге и сообща наметить
план организованного возвращения в Гуляй-Поле и его район с целью продолжать в
нем подпольную работу. Правда, мы сознавали всю опасность, которая грозила
жизни каждого из нас как в пути, так и на месте нашего возвращения. Но мы
сознавали и то, что разгром немецко-украинской контрреволюции при лояльности к
ней в силу Брестского договора со стороны русских большевиков, их «пролетарской
революционной власти» и организованной этой властью военной силы может
осуществиться лишь в том случае, если планы его будут построены на внутренне
содержательном революционном настроении трудовых масс, и притом построены
самими тружениками. И мы не останавливались ни перед чем в своем стремлении
снова очутиться в своих местностях, в рядах этих тружеников.
Но, повторяю, перед нами было задание предварительно собрать всех отступавших
разными путями от контрреволюции товарищей и сообща разработать и утвердить
планы как нашего возвращения в свои местности, так и нашей подпольной работы в
них.
С этой целью мой брат Савва Махно выехал из Таганрога в зону
военно-революционного фронта, верстах в семидесяти от города, разыскивать
товарищей и направлять их в Таганрог.
Я же пока связался с некоторыми членами Федерации таганрогских анархистов, а
также с другими друзьями и занялся нашумевшим в те дни в Таганроге делом
командира одного из анархистских отрядов Марии Никифоровой.
Глава II
Разоружение отряда Марии Никифоровой
Как делали все большевистские красногвардейские отряды, которые, спасаясь от
ударов организованной силы немецко-австро-венгерских экспедиционных армий,
находили возможным искать более или менее продолжительных передышек в глубоком
тылу, на приличном расстоянии от линии боевого фронта, так поступали и многие
анархистские отряды. В этом проявлялся тот дух разгильдяйства и
безответственности, который многими, – о, как многими! – из революционеров
молча чтился, в результате ли предательства революции в Бресте, предательства,
в котором виноваты и русские большевики, и украинские социалисты, или в силу
других причин, о которых говорить в данной главе я не считаю нужным. Но такое
разгильдяйство и безответственность в рядах революционеров, борющихся против
контрреволюции за революцию, были. Думаю и даже убежден, что по причине этого
отвратительного «духа» я очутился в далеком от линии боевого фронта тылу наряду
со многими отрядами и анархистским или, вернее, анархиствующим отрядом Марии
Никифоровой. Большевистско-левоэсеровская власть, как и всякая власть, не могла
|
|