кто снимет с 
мира покров (неведения)».

Затем следует рассказ о землетрясении и перечень явленных в это время тридцати 
двух знамений. Первое из них — это великий безграничный свет; и, будто жаждая 
созерцать его славу, слепые прозревают, глухие слышат, немые говорят, у калек 
выпрямляются члены, хромые идут, огонь во всех адах потухает. Далее, вплоть до 
рождения, изложены другие события, совпадающие с описанными в сутте; и затем 
повествование продолжается.

Царица Махамайя, носившая Бодхисатту десять месяцев, как масло в кубке, когда 
пришло ее время, пожелала отправиться домой к своим родственникам и обратилась 
к царю Суддходане: «Я хочу, о царь, пойти в Дэвадаху, город моей семьи». Царь 
согласился и велел, чтобы дорогу от Капилаваттху к Дэвадахе разровняли и 
украсили сосудами, наполненными бананами, флагами и знаменами. И, усадив в 
позолоченный паланкин, который несла тысяча придворных, отослал ее с большой 
свитой. Между городами есть прелестная роща деревьев сал, принадлежащая 
обитателям обоих городов; она называется рощей Лумбини. В то время от корней до 
кончиков ветвей она представляла собой сплошную массу цветов, и среди ветвей и 
цветов порхали рои пятицветных пчел и стаи разных мелодично щебетавших птиц. 
Когда царица увидела это, ей захотелось развлечься в роще. Придворные внесли 
царицу в рощу. Она подошла к подножию большого садового дерева и захотела 
ухватиться за ветку. Ветка, как гибкий тростник, согнулась и оказалась недалеко 
от ее руки. Протянув руку, она схватила ветку. Вслед за тем у нее начались 
схватки. Тогда свита, установив перед ней ширму, удалилась. Сжимая ветку и стоя,
 она разрешилась. В этот момент четыре Махабрахмы, обладающие чистым сознанием, 
явились с золотой сетью и, приняв в нее Бодхисатту, показали его матери со 
словами: «Радуйся, о царица, могучего сына ты родила». Другие создания, 
рождаясь, запятнаны грязью, но не Бодхисатта. Бодхисатта, как проповедник 
Учения, нисходящий с места учения, как человек сходит по лестнице, распрямил 
руки и ноги и, не замаранный и не запятнанный никакой грязью, сияя как 
жемчужина на ткани Бенареса, родился у своей матери. Однако, чтобы почтить 
Бодхисатту и его мать, два потока воды пролились с неба, осуществив положенную 
церемонию над телами Бодхисатты и его матери. Тогда из рук брахм, которые 
стояли, принимая его в золотую сеть, четыре великих царя получили его, поместив 
на торжественный покров из мягкой антилопьей кожи, а из их рук получили его 
люди, поместив на шелковую подушку. Когда он освободился из рук людей, он 
ступил на землю и посмотрел на восточную четверть земли. Тогда боги и люди 
воздали ему честь, украсив ароматными гирляндами, и сказали: «О великий, нет 
никого, кто был бы подобен тебе, и тем более нигде нет превосходящего тебя». 
Итак, изучив четыре четверти мира, промежуточные четверти надир, зенит и десять 
четвертей и не видя никого, подобного ему, он сказал: «Это северная четверть»
[84]
— и сделал семь шагов. Когда Махабрахма держал над ним белый зонтик, суяма — 
веер, а остальные божества следовали за ним с другими символами царского 
величия в руках, на седьмом шагу он остановился и, возвысив свой благородный 
голос, прорычал львиным рыком: «Я главный в мире».

В этот день начинают свое существование и семь других созданий: Дерево 
просветления, мать Рахулы (его будущая жена), четыре вазы с сокровищами, его 
слон, его конь Кантака, его возница Чанна и Калудайин — сын министра. Все они 
вновь появляются в легенде. Обитатели обоих городов в тот же день проводили 
Бодхисатту обратно в Капилаваттху. Его мать умерла, как и все матери бодхисатт, 
через семь дней.

День его зачатия был днем полнолуния уттарасалха, второго из двух лунных 
созвездий, по которому назван месяц асалха или асадха (июнь—июль). Это 
согласуется с традиционной датой его рождения в день полнолуния висакхи или 
вайсакхи (апрель—май)
[85]
. Но в «Лалитавистаре» это дата зачатия; кроме того, санскритский текст 
содержит и много других отличий. Так, он описывает нисхождение Бодхисатты в 
виде белого слона как действительное событие, непосредственно за которым 
следует явно более старый стихотворный рассказ о том же событии, представленном,
 однако, как сон царицы Майи. Проснувшись, она отправляется со своей служанкой 
в рощу деревьев ашока и посылает за царем. Но он не может войти в рощу, пока 
боги Чистого жилища не сообщают ему, что произошло. Она просит его послать за 
брахманами, которые толкуют сон. Затем следует подробное описание состояния 
Бодхисатты и того, как ему поклоняются неисчислимые боги и бодхисатты на 
протяжении десяти месяцев.


Майя не упоминает о своем намерении пойти в Дэвадаху, она просто желает 
погулять в роще Лумбини
[86]
. Она выражает свое желание царю в стихах, где говорится о деревьях сал, но в 
дальнейшем прозаическом повествовании она, рожая, хватает не ветку садового 
дерева, а ветку плакши. И «Лалитавистара», и «Махавасту» говорят, что 
Бодхисатта вышел из ее правого бока, и специально добавляют, что ее правый бок 
казался неповрежденным
[87]
. В конце концов, Бодхисатту приносят обратно не в тот же день, а на седьмой 
день после рождения.


Ясно, что ни одна из форм этой легенды в таком виде не может быть воспринята 
как запись реальных событий. Но почему «Ниданакатху» надо воспринимать как по 
меньшей мере эскиз вероятной истории, а остальные версии игнорировать? Очевидно,
 потому, что палийский текст считается старше. Это чистая иллюзия. Здесь речь 
идет не о возрасте Канона, а о возрасте комментария (это совсем другое дело). 
Что же до этого, у нас нет причины считать палийский текст старше, чем 
«Лал