и то, что он был человеком. Когда некий брахман 
спросил его, бог ли он, гандхарва ли, якша ли, человек ли, на все это он 
отвечал отрицательно, и на вопрос брахмана, кем же он тогда может быть, Будда 
отвечал:

«
Те асавы, не отринув которые я мог бы стать богом, были отринуты и срублены под 
корень, как срубленная пальма, с полным прекращением становления и без 
обязанности возникновения в будущем; и так же дело обстоит с асавами, 
посредством которых я мог бы стать гандхарвой, якшей или человеком. Как голубой,
 красный или белый лотос, рождающийся и растущий в воде, поднимается и 
находится за ее пределами, незапятнанный водой, точно так, родившись и выросши 
в мире и превзойдя мир, живу я, незапятнанный им. Запомни, брахман, что я — 
Будда
.»


Боги и другие существа являются теми, что они есть, потому что их бытие 
подвержено асавам. Бог, то есть «бог по рождению», — это тот, кто достиг такого 
места посредством своих асав. И таким образом, отрицание того, что Будда — 
человек, является отрицанием того, что он, как и не-архаты, все еще находится в 
зависимости от асав. Очевидно, о возможности существования бога, свободного от 
всех уз, даже никогда и не думали. Уровень, которого достиг Будда, называется
локуттара,
надмирный. Весь Путь с нирваной —
локуттара,
поскольку он поднимает индивида над причинной цепью рождения и распада и ставит 
его на дорогу, ведущую к постоянному, бессмертному состоянию.


Такое представление о надмирном было развито в Абхидхамме и стало особым 
догматом для нескольких школ. Будда, как считали некоторые, был надмирным во 
всех отношениях и поэтому не был подвержен некоторым условиям существования, 
как обычные люди; этот взгляд фактически представляет собой параллель к 
христианской ереси докетизма. «Катхаваттху»
[372]
говорит нам, согласно школе Ветульяка, поскольку Будда был «незапятнан миром», 
он не был действительно рожден, а на земле он изобразился через возникший в 
сознании образ; согласно представлениям другой школы, поскольку он был выше 
человеческих чувств, он не испытывал сочувствия. Андхаки также были докетичными,
 считая, что в своих обычных действиях он был надмирным и что его возможность 
творения чудес была безграничной. Докетизм проявляется также и в «Махавасту», 
что косвенно выражено в названии школы, к традиции которой этот текст относится,
 — локоттаравадины. Там (ii, 20) говорится, что Татхагаты рождаются из правого 
бока своих матерей, который остается неповрежденным, поскольку тело будд 
сформировано сознанием
[373]
.


Показать, что Будду считали человеком, недостаточно для доказательства того, 
что его изначально рассматривали как простое человеческое существо. Воплощение 
божества — известная черта индийской мифологии, и следует остановиться на том, 
не был ли Будда просто очередной аватарой некоего бога. Этот взгляд был 
предложен и разработан X. Керном
[374]
. Керн заявил, что во всей чудесной истории Будды (а в его изложении не упущено 
ни единого чуда) он не смог отыскать ни малейшей лжи. Она целиком правдива, но 
это правда мифа, поскольку все предания о Будде — это описания солнца и других 
небесных тел. Он не отрицал, что Будда мог существовать, но считал, что все 
рассказы о нем, которыми мы располагаем, являются мифологическими описаниями 
явлений природы. Размышление Будды о двенадцатеричной цепи причинности 
изображает восход солнца в весеннее равноденствие и двенадцать месяцев, но это 
также и миф творения и т.д. «Солнечный бог должен был быть представлен не 
только как создатель, но и как целитель, как Аполлон, врач и спаситель... В 
результате исцеляющие Четыре истины были также приспособлены к этой концепции, 
и поэтому под обличьем сухой схоластической формулы мы видим рациональное 
слияние описания восхода солнца с обозначением начала года, соединение мифов о 
творении и о спасении».


Два бывших наставника Будды, умерших прежде него, означают две звезды, 
исчезающие в свете солнца. Гаутама, который, согласно тибетским текстам, был 
предком Будды, — это рассветная заря или, возможно, планета Юпитер. Его свет 
тоже меркнет перед встающим солнцем. Длившееся восемнадцать часов путешествие в 
Бенарес в летнее солнцестояние с целью произнести первую проповедь означает, 
что солнце 18 часов нах