счастье улыбнулось императору (Наполеону III): в тот час,  когда  он  считал
уже все скомпрометированным, он узнал, что он выиграл партию", - читаем мы в
том же источнике дальше.
   Едва  в  Париже  были  получены  из  Берлина  известия  о  приближающемся
истощении русских ресурсов, как в  официальном  органе  французской  империи
"Монитор" появилась ликующая статья о близости победы,  а  из  Тюильрийского
дворца и военного  министерства  полетели  к  генералу  Пелисье  настойчивые
требования прежде всего немедленно покончить с войной, и покончить следующим
образом: напасть на русскую армию, стоящую на Бельбеке, разгромить ее, затем
окружить Севастополь также и с Северной стороны и принудить город  к  скорой
сдаче. Но Пелисье имел уже свой план, состоявший  в  том,  чтобы  не  делать
ничего похожего на то, что требовал император,  а  вместо  этого  как  можно
быстрее  покончить  с  тремя  русскими  контрапрошами,  взяв  их,   овладеть
Камчатским люнетом и штурмовать затем Малахов курган.
   Тотлебен и Нахимов совсем ничего не знали  об  этой  смене  настроений  в
Тюильрийском дворце, о противоречиях и несогласиях между  Наполеоном  III  и
Пелисье, но зато очень твердо усвоили мысль, что французы должны покончить с
этими тремя русскими контрапрошами, и  поэтому  готовились  к  новым  тяжким
боям. Нахимов понимал громадное значение Камчатского люнета и именно поэтому
мог не сомневаться, что французское  верховное  командование  изо  всех  сил
будет  стараться  с  ним  покончить.  Перед  этим  люнетом   были   отборные
французские войска, обильно  снабженные  саперными  силами.  Нахимов  ставил
лучших офицеров для наблюдения за всеми попытками французов  приблизиться  к
люнету. И офицеры и солдаты этого  русского  наблюдательного  поста  погибли
быстро один за другим.
   Вот что писал Нахимов 24 марта 1855 года отцу одного из погибших на  этом
опасном посту: "Доблестная военная жизнь ваша дает мне право говорить с вами
откровенно, несмотря на чувствительность предмета. Согласившись  на  просьбу
сына, вы послали его в Севастополь не  для  наград  и  отличий,  а  движимые
чувством святого долга, лежащего на каждом русском и в  особенности  моряке.
Вы благословили его на подвиг, к которому призвал  его  пример  и  внушения,
полученные им с детства от отца своего; вы свято довершили свою обязанность,
он с честью выполнял свою. Почетное  назначение  -  наблюдать  за  войсками,
расположенными в ложементах перед Камчатским люнетом, -  было  возложено  на
него, как на офицера, каких нелегко найти в Севастополе, и только вследствие
его желания. Каждую ночь осыпаемый градом пуль, он ни на минуту  не  забывал
важности своего поста и к утру с гордостью  мог  указать,  что  бдительность
была недаром: с минуты его назначения неприятель,  принимаясь  вести  работы
тихою сапою, не продвинулся ни на вершок. Несмотря на высокое самоотвержение
свое, ни одна пуля его не задела,  а  всевышнему  богу  угодно  было,  чтобы
случайная граната была причиною его смерти, - в один час ночи  с  22  на  23
число он убит... В Севастополе, где весть о смерти почти уже  не  производит
впечатления, сын ваш был  одним  из  немногих,  на  долю  которых  досталось
искреннее соболезнование всех моряков и всех  знавших  его.  Он  погребен  в
Ушаковой балке; провожая его в могилу, я был свидетелем непритворных слез  и
грусти окружающих. Сообщая эту горестную весть, я прошу верить, что вместе с
вами и мы, товарищи его, разделяем ваши чувства; прекрасный  офицер,  редких
душевных достоинств человек, он был украшением и гордостью нашего  общества,
а смерть его  мы  будем  вспоминать  как  горькую  жертву,  необходимую  для
искупления  Севастополя.  Оканчивая  письмо,  я  осмеливаюсь   просить   вас
доставить мне случай хотя косвенным образом  быть  полезным  его  несчастной
супруге и ее семейству".
   Судьба люнета была предрешена. Спустя несколько дней наступила развязка.
   Вот что говорят русские источники, дающие гораздо больше подробностей, но
в общем не противоречащие французским и английским свидетельствам:
   "В  пять  часов  дня  (26  мая  -  7  июня  и.  ст.)  мы  заметили  массы
неприятельских войск, стремившихся на левый наш  фланг;  но  огонь  был  так
силен, что дым и пыль все помрачали и не было никакой возможности следить за
дальнейшими движениями. Вскоре после  того  по  телеграфу  дано  знать,  что
неприятель  завладел  двумя  редутами  -  Волынским  и   Селенгинским.   Там
завязалось страшное сражение. Много  войск  отправлено  туда  и  из  города.
Ружейная пальба продолжалась всю ночь до утра. В 6 часов пришла весть, что и
Камчатский редут тоже взят. Происшествия  эти  подействовали  на  всех  хуже
предсмертных известий, звук голоса у каждого заметно изменился.  К  счастью,
сзади Камчатского редута была непрерывная линия.  Не  будь  ее,  Севастополь
тогда же мог пасть". Спасли его Нахимов и Хрулев, который, замечу  к  слову,
был сюда переведен тем же Нахимовым, понимавшим  лучше  всех  значение  этой
линии и ставившим сюда самых лучших командиров, которыми только  располагал.
Цитируемый автор неточно называет Камчатское укрепление редутом; это был  не
редут, а люнет, так как был укреплен лишь е  трех  сторон,  а  его  "горжа",
четвертая сторона, повернутая  к  постоянным  севастопольским  веркам,  была
оставлена открытой.
   Этот штурм двух редутов и Камчатского люнета, нужно тут же  сказать,  был
подготовлен начавшимся  накануне,  25  мая  (6  июня),  новым,  колоссальных
размеров  общим  бомбардированием  Севастополя  я   всех   его   укреплений.
Отстреливаться к концу дня с  Камчатского  люнета  стало  почти  невозможно.
Временно был приведен к молчанию и лежащий  за  Камчатским  люнетом  Малахов
курган. На другой день, 26 мая, с рассвета неприятельский огонь возобновился
с новой  силой  -  он,  впрочем,  и  ночью  ослабел  не  очень  значительно.
Подверглись на этот раз с утра  уже  страшному  опустошению  и  Волынский  и