В Або ничто не напоминало о войне.

Горожане, встретившие русскую армию со страхом и недоверием, вскорости 
убедились, что опасаться им нечего. Никакого разора и бесчинства войска 
Багратиона не чинили. В городе все осталось как было и ранее, не переменилась 
даже администрация.

Багратиону приказом главнокомандующего предписывалось пока на неопределенное 
время оставаться с отрядом в Або. Посему никаких дел, кроме балов и увеселений, 
князь Петр Иванович своим офицерам на ближайшее время не обещал...

Давыдов после двухдневного пребывания в городе запросился у Багратиона на север,
 где еще пахло жженым порохом.

— Ну что ж, езжай, брат Денис, — тотчас согласился князь. — Ежели честно, то и 
я с тобою туда махнул бы с превеликой радостью, ты мой характер знаешь. Эдакая 
война не по мне. Либо уж сражаться, либо дома на лежанке бока греть. А так — 
пустое времяпрепровождение... Езжай!

Давыдов не мешкая выехал в Вазу.

Снова установились морозы. Данный Багратионом в провожатые молодой светлоглазый 
финн, довольно сносно объяснявшийся по-русски, повез Дениса не по тракту, а по 
зимнику, проложенному через бесчисленные озера. Этот путь был и короче, и 
намного накатистей.

Отрядом, расположенным в Вазе, начальствовал сводный двоюродный брат Давыдова, 
будущий прославленный генерал Николай Раевский. Сердечно, по-родственному 
приняв Дениса, он тут же предложил ему быть при его штабе, поскольку у него 
ощутимый урон в штаб-офицерах.

— Долго здесь не задержимся, — пообещал Раевский, — после подхода резерва 
двинемся в наступление. Впрочем, ты сам себе голова, — зная нетерпеливый нрав 
своего братца, добавил он. — Ежели сразу в горячее дело рвешься, то отправляйся 
к Кульневу, что командует моим авангардом. Ты, кстати, с ним вроде бы и в 
приятельстве состоишь. Вот уж там что ни день, то баталия.

— Лучшего для меня, любезный брат, и желать нечего, — с радостью ответил 
Давыдов.

— Коли так, то и быть посему, — согласился Раевский.

Отправившись вдогон за авангардом, который на месте не стоял, а был 
беспрестанно в движении, Давыдов с теплотою сердечной думал о встрече с 
добродушным и неустрашимым великаном Яковом Петровичем Кульневым, имя которого 
уже пользовалось в армии громкой и заслуженной известностью.

Познакомился он с Кульневым памятной для себя осенью 1804 года, когда за 
«возмутительные» свои сочинения был отчислен из гвардии и в превеликой тоске 
ехал в определенный ему для дальнейшей службы Белорусский полк, находящийся 
где-то в Киевской губернии. Проезжая через Сумы, Денис повстречал нескольких 
офицеров из расквартированного здесь Сумского гусарского полка. Узнав, что 
гость только что из Петербурга, они радушно пригласили его разделить с ними 
товарищеский ужин, а заодно и поведать о столичных новостях.

Среди собравшихся тогда Давыдов сразу обратил внимание на высоченного майора в 
доломане из солдатского сукна, с темно-русою тучей непокорных густых волос и 
пышными, наотлет бакенбардами. Несмотря на устрашающий облик, он обладал доброю,
 даже чуточку застенчивою улыбкою, а из-под хмуро нависших бровей смотрели 
внимательные, с живой карей теплотою глаза.

— Майору Кульневу, — сказал кто-то из офицеров, представляя его Давыдову, — два 
последних чина жалованы самим Суворовым.

— Да и я от прославленного нашего полководца благословение получил, — улыбнулся 
Кульневу Денис, — правда, будучи еще совсем мальчиком...

Уже в тот вечер возникло меж ними взаимное душевное благорасположение.

Вновь они встретились, уже совершенно по-приятельски, в Восточной Пруссии, куда 
Кульнев в чине подполковника прибыл с Гродненским гусарским полком, назначенным 
в состав арьергарда Багратиона.

Привозя распоряжения князя в самые горячие места, Давыдов не упускал случая 
принять участие в том или ином деле. Чаще всего он был с гродненскими гусарами. 
Под командою Кульнева, который эскадроны в бой всегда водил самолично, 
гродненцы скоро стали истинной грозой для французов. Неистовым натиском они 
опрокидывали тяжелых наполеоновских кирасиров, яростно врубались в пехоту, лихо 
обходили и рушили вражеские батареи.