тут же сумеет набросать весьма достоверную и резкую картину высшего общества:

		Здесь тьма насмешников, которых разговоры
		Кипят злословием. Ехидных языков
		Я, право, не боюсь; но модных болтунов,
		Кудрявых волокит, с лорнетами, с хлыстами,
		С очками на носу, с надутыми брыжжами,
		Как можно принимать? Нет! без обиняков,
		Нет, нет решительно: отказ им невозвратный.
		И для чего нам свет, и чопорный и знатный,
		Рой обожателей и шайка сорванцов?
		К чему, скажи ты мне, менять нам тихий кров
		И мирную любви обитель
		На шумный маскарад нахалов и шутов?..

Эти хлесткие стихи Дениса Давыдова в чем-то предвосхитят и 
утонченно-блистательный смех Пушкина, и язвительно-разящую усмешку Грибоедова. 
И об этом никогда не забудут оба его младших друга, оба близких его сердцу 
Александра Сергеевича...

«Договоры» появятся в июньской книжке «Вестника Европы» за 1808 год. Под 
заглавием Денис Давыдов предусмотрительно укажет: «Перевод из Виже». Да и сюжет 
он лукаво построит так, что обличительные строки будут как бы прикрыты любовною 
интригою. Это поначалу введет в заблуждение и читающую публику, и критику. 
«Договоры» посчитают переводною элегией. И лишь самые проницательные увидят в 
этом произведении живописную и злую картину высшего света и уж, конечно, отнюдь 
не парижского...

Впрочем, в дальнейшем это все постарается разъяснить и сам Денис Давыдов, 
который напечатает новую, более жесткую редакцию «Договоров» вот с таким 
собственным примечанием:

«Стихотворение это, напечатанное в 1808 году в «Вестнике Европы», принято было 
за элегию, тогда как оно, под личиною элегии, есть чистая сатира... Впрочем, 
сему ложному понятию виною был я сам, не выразив, как видно, мысли моей с 
достаточной ясностью. Вот почему решаюсь вторично выдать в свет стихотворение 
это, по уменью моему, сколько возможно исправленным».

...А пока же на резвой ямской тройке Денис Давыдов скакал во всю прыть в Москву.
 И еще не ведал того, что пишущему человеку, в конце концов, все во благо — и 
радость, и печаль, и даже суматошный дым салонных баталий.




Под инеем севера...


У меня ни малейшего чувства зависти к России, а лишь желание ей славы, 
благоденствия и увеличения ее территории... Вашему Величеству необходимо 
отодвинуть шведов от вашей столицы; расширьте ваши границы в ту сторону, 
насколько вам угодно; я готов всеми моими силами помочь вам в этом...

    Наполеон — Александру!

Денис Давыдов торопился.

Известие о начале кампании против Швеции застало его среди шумных и беспечных 
московских увеселений.

Собравшись в мгновение ока и даже не успев толком проститься с родными, он на 
почтовых махнул в Петербург, а оттуда как раз на масленичной неделе, пристав к 
артиллерийскому обозу, выехал в Финляндию.

Опять, как и в прошлую кампанию, ему приходилось догонять действующие войска...

Поначалу все шло ладно.

Из Петербурга отправились по морозцу. По хрустящему укатанному тракту обоз 
двигался ходко. Собственно, это был не обычный транспорт с артиллерийскими 
принадлежностями, а часть только что организованного особым указом подвижного 
арсенала, куда, помимо конвоя и ездовых, входили мастеровые для ремонта пушек, 
другого оружия и снаряжения прямо на месте, запасные канониры и фейерверкеры на 
случай большого урона в артиллерийских прислугах, и служилые люди из 
лабораторной роты, обученные всяческим пиротехническим премудростям и умеющие 
при надобности спроворить любой огневой припас от вязаной картечи[22 - Вид 
картечного снаряда, состоявшего из деревянного поддона и холстинного 
обвязанного и замасленного мешка с чугунными пулями.] до штуцерного[23 - Штуцер 
— винтовальное ружье с нарезным стволом.] патрона. Народ это был большею частью 
степенный, знающий себе цену и потому державшийся с известною независимостью...