Глаза Дениса разгорелись от добрых вестей. Он отлично понимал, сколь важна и 
знаменательна для армии и для всей России победа, одержанная при Малоярославце. 
Эта виктория наглухо закрыла Бонапарту путь в южные богатые области и 
поворотила его на старую, до конца разоренную им самим же Смоленскую дорогу, 
где ему, судя по всему, придется ох как худо!..

На радостях Денис сразу же предпринял ночной поиск к Смоленской дороге. 
Выступив около полуночи, партизаны за два часа перед рассветом были уже у места.
 Все пространство большака оказалось запруженным неприятельскими фурами, 
телегами, каретами, артиллерийскими палубами, среди которых в полном хаосе 
двигались конные и пешие, обремененные тяжелой поклажей и готовые скорее 
расстаться с жизнью, чем с наворованным добром.

С криками «ура!» и пальбою казаки и гусары ударили в эти хищные вражеские толпы.
 Началась сопровождаемая великой паникой неистовая сеча. В ход пошли сабли, 
пики, пистолеты. То тут, то там с яркими красноватыми вспышками и громовым 
грохотом рвались подожженные ящики с пушечными припасами, что еще более 
усиливало смятение французов.

Разгром продолжался до той поры, пока на дороге не появились густые, уходящие в 
туманную даль ряды неприятельской кавалерии. За ними размеренно и твердо, 
высоко вскинув над собою красные, как цветущие маки, султаны и вороненые штыки, 
шла старая гвардия Наполеона, посреди которой, как обычно во время похода, 
двигался и сам французский император.

Прервав побоище, партизаны отхлынули от большака под хмурую сень сырого 
ольшаника. Отсюда, из-за переплетения темных наволглых ветвей, Давыдов 
отчетливо видел и заляпанный грязью тяжелый дормез Бонапарта, запряженный 
шестернею лоснящихся от дородства лошадей, с восседающими на козлах мамелюками 
в коротких красных поддевках и белых чалмах. Видел и мелькнувшее в окне, 
показавшееся ему серовато-бледным и отечным лицо Наполеона в низко посаженной 
на лоб столь знакомой маленькой темно-серой шляпе.

К удивлению Дениса, преследовать его отряд французы не кинулись. Несколько 
кавалерийских эскадронов, выехав в сторону, начали было строиться в боевой 
порядок, но потом почему-то вдруг оставили свою затею и влились в колонны 
отступающих войск. Давыдов после этого осмелел и, в свою очередь, решил не 
отставать от французов и лихими наскоками тревожить неприятеля перед взором 
самого Наполеона.

Ночью на привале при зыбком свете костров, которые раскладывали теперь впервые 
без опасения перед врагом, он сделает в своем походном дневнике отрывистую, 
короткую, но весьма примечательную и памятную для себя запись:

«...Во время сего перехода я успел, задирая и отражая неприятельскую кавалерию, 
взять в плен с бою сто восемьдесят человек и двух офицеров идо самого вечера 
конвоевал императора французов и протектора Рейнского союза с приличной 
почестью».

На следующее утро, отвернув от большой дороги снамерением сократить себе путь и 
выйти в другом, неожиданном для неприятеля месте, Давыдов с отрядом 
переправился через речку Осму и двинул на Славково. И здесь вдруг встретился 
опять со старой гвардией. Не мешкая, завязал драку. Французы открыли ружейный 
огонь и даже начали пальбу по партизанам из пушек. Зашевелилась и 
неприятельская кавалерия. Перепалка длилась целый день, то нарастая, то 
несколько примолкая. Видимого успеха вроде бы не было. И Денис посчитал даже, 
что день этот пропал для него чуть ли не впустую. Однако вскоре ему удастся 
случайно перехватить одного из курьеров, посланных начальником штаба Бертье к 
корпусным командирам. Из французского циркуляра за его подписью Денис узнает, 
что Наполеон с главными силами своей армии готовился в этот день внезапно 
ударить по русским войскам. Появление давыдовского отряда спутало Бонапарту все 
карты. Он отменил контрнаступление, которое могло обернуться для главных 
наступающих сил немалыми потерями.



Вечером 26 октября Давыдов с отрядом двигался по направлению к Дубовищам.

Нудные холодные дожди наконец прекратились. И разом потеплело. С избытком 
напитавшаяся влагой земля запарила почти по-весеннему и оделась туманом. В этом 
тумане всадники плыли словно в парном молоке.

Впереди глухо стукнули выстрелы. Должно быть, аванпостные казаки, следующие 
впереди отряда, с кем-то схватились.

Давыдов с кавалерией на рысях устремился вперед. У маленькой деревушки, 
сиротливо приткнувшейся к дороге, в зыбкой туманной пелене увидел своих 
аванпостных казаков, окруживших французов. Пленные оказались лейб-жандармами и