Невольную улыбку Дениса Давыдова вызвала и доставленная с общею почтою краткая 
записка от Матвея Ивановича Платова, начало которой было писано витиеватым 
круглящимся, должно быть, писарским почерком, а конец нацарапан крупными 
ломающимися на ходу каракулями самого атамана.

Писарская часть отличалась и по слогу:

«Приятельское уведомление ваше, через урядника Тузова, я получил. Радуюсь очень 
успехам вашим над неприятелем, они славны, и я не могу довольно выхвалить их...
»

Собственноручная же часть, если выпустить из нее несколько крепких и соленых 
атамановых выражений, выглядела так:

«Бей... и воюй, достойный Денис Васильевич, и умножай славу оружия Российского 
и свою собственную!»

Чрезвычайно растрогало Давыдова и присланное с этою же оказией письмо 
старинного его приятеля и поэта, обаятельнейшего и скромного Сергея 
Никифоровича Марина, которого Денис когда-то весело задел в своей сатире «Сон». 
Отношения их все эти годы, несмотря на то, что виделись редко, оставались 
самыми сердечными. Здоровье Марина, получившего тяжелое ранение при Аустерлице 
и серьезную контузию под Фридландом, к началу нашествия французов было весьма 
подорванным, тем не менее он пожелал непременно быть в действующих войсках. 
Багратион, знавший и ценивший его, поручил исполнять Сергею Никифоровичу 
должность дежурного генерала при своем штабе. Приезжая к князю Петру Ивановичу, 
Давыдов несколько раз встречал в его главной квартире и Марина, с которым 
успевал обменяться дружескими объятиями и краткими, но душевными словами.

Письмо Марина показалось Давыдову столь же светлым и грустным, как и его 
улыбка:

«Любезный Денис,

Как я рад, что имею случай к тебе писать. Поздравляю тебя с твоими деяньями, 
они тебя, буйна голова, достойны; как бы покойный князь радовался, он так тебя 
любил. Ты бессовестно со мной поступаешь, ни слова не скажешь о себе, или я 
между любящими тебя как обсевок в поле? Одолжи, напиши, а я на досуге напишу 
тебе Оду. Я болен как собака, никуда не выезжаю; лихорадка мучит меня 
беспрерывно...»

С любезным Сергеем Никифоровичем Мариным Денису Давыдову так и не суждено будет 
более повидаться. Вскоре после этого письма болезнь его, усугубленная 
беспокойной должностью дежурного генерала, усилятся. Он сляжет окончательно и 
уже не поднимется. О его безвременной кончине Давыдов с печалью узнает лишь по 
возвращении из заграничного похода...

Когда Денис Давыдов, расположившись со своим отрядом в Дубраве, возбужденно 
посверкивая глазами, читал и перечитывал только что полученную обширную, столь 
приятную его сердцу корреспонденцию, он покуда даже не подозревал, что события 
уже приняли иной оборот. «Малая война», как называл Кутузов в своих донесениях 
государю активное действие на неприятеля партизанскими отрядами, наносящее 
Великой армии каждодневный все более ощутимый урон и почти начисто лишавшее ее 
средств жизненного и боевого обеспечения, вынудило Наполеона, тщетно ждавшего в 
сожженной пустынной Москве заключения мира, оставить старую столицу и со своею 
полуголодной ордою обратиться вспять. Он еще способен был тяжело и яростно 
огрызаться, но впереди отныне у него был лишь один путь, обычный для всех, 
возомнивших себя властителями мира, — к погибельному бесславию и позору.




Преследование


		— Уж и кто тебя, дорожку,
		Кто дорожку разорил?
		— Разорил мя, путь-дорожку,
		Неприятель — вор француз.
		Разоривши путь-дорожку,
		В свою землю жить пошел,
		Да на мне, на разоренной,
		Устрашение нашел...

    Солдатская песня

В последнем бюллетене, выпущенном в Москве, Наполеон провозгласил:

«Великая армия, разбив русских, идет на Вильну!»