|
Вы уже не обессудьте, майор. - Хорошо, - согласился Нокс и стал спрашивать о
положении фланговых корпусов, о которых он уже знал от кого-то из штабных чинов.
Самсонов не хотел говорить дурное об Артамонове, ведь это все равно, что себя
мазать грязью. Он припомнил давний случай из русской истории, как в осажденном
поляками Смоленске долго и доблестно выдерживал осаду небольшой гарнизон под
началом воеводы Шеина и как поляки, утомленные безрезультатным сидением,
предложили пропустить изнуренных голодом защитников вместе со всем оружием и
как защитники ушли, сохранив жизнь и оружие, но за допущенное бесчестие воеводе
Шеину затем в Москве отрубили возле Кремля голову - не за военные ошибки, их-то
не было, а за своеволие; воевода Шеин должен был лечь костьми в Смоленске, а
рядиться с врагами и ронять честь русского царя ему не было дозволено.
- Поляки поступили по-рыцарски, - ответил Нокс. - Мне кажется, вы не знали
рыцарства, его условностей. Еще Наполеон жаловался на вас за отсутствие
рыцарства. А вот Лев Толстой в "Войне и мире", этом учебнике для нас,
иностранцев по предмету р у с с к о е о ф и ц е р с т в о, говорил примерно те
же вещи.
- Может, и говорил, - сказал Самсонов. - Но со времен Наполеона много воды
утекло. - Не сомневайтесь, мы не намерены останавливать наступление. Вы в этом
убедитесь сами.
Нокс спросил о подкреплениях и помощи со стороны первой армии Ренненкампфа.
Наверное, ему хотелось, чтобы командующий убеждал его более весомыми доводами,
но Самсонов не мог ничего сказать ни о подкреплениях, ни об ускорении первой
армии, потому что ничего этого не было. А было только то, что Александр
Васильевич уже сказал - завтра наступление продолжится.
- Скажите, господин генерал, в Елисаветградском училище были строгие порядки? -
спросил британец, видно, решив подъехать с другой стороны. - В прошлый раз вы
показали телеграмму из Маньчжурии...
- Порядки были строгие. Каким им еще быть в военном училище?
- Но вы обрадовались телеграмме. Вы любили своих юнкеров?
- Я старался, чтобы они стали хорошими офицерами.
- Я знаю, что такое военное училище, - сказал Нокс чуть насмешливо, словно
предлагал не удаляться в сентиментальные дали.
- В любом закрытом заведении заводится бессмысленная жестокость, старшие
издеваются над младшими, а как только становятся старшими, отыгрываются на
новичках. Это происходит везде. Я не спрашиваю, господин генерал, было ли это в
Елисаветградском училище, когда вы им командовали. Мне надо узнать, почему они
не забыли вас?
- А вы своего начальника училища не помните? - усмехнулся Самсонов.
- Это ужасные воспоминания, - ответил Нокс.
- У меня - тоже ужасные, - вздохнул командующий. - Ничего мне не удалось. Вы
думаете, я был хороший начальник? Черта с два! Знаете, что такое цуканье?
- Что?
- Это юнкерское самоуправление, майор. В моем училище было четыре роты. Первую
называли жеребцами, вторую - стервами, третью - шлюхами, четвертую гнидами.
Всеми заправляли жеребцы. Они брали дань с младших деньгами, котлетами, работой.
Сопротивляться жеребцам было бесполезно. Подробности расправ мне не известны,
но одними избиениями не кончалось. - Самсонов замолчал, посмотрел на большую
картину, изображавшую охоту на кабанов, и с горечью признался.
- Толстой сюда не заглядывал! А это - тоже наше российское явление. Храбро
умирать и изводить ближнего.
- Ближнего всюду изводят, - заметил Нокс.
- У нас - по-особенному. Ночью в спальне тесно сдвигали кровати, оставляли один
проход. В конце прохода - трон. Вокруг трона музыканты с трубами, барабанами,
свистками. Бунтовщика вели к трону, заставляли кланяться и били ремнем...Это
будущие офицеры! Дошли до того, что заставляли глотать живых лягушек. И думаете,
я смог пресечь это глумление над идеей трона, эти издевательства? Нет.
Кое-кого убрали, но цуканье осталось. Вот вам, майор, ответ, почему меня не
забыли. Я пытался что-то изменить. Всего-навсего пытался.
Увлеченный расспросами британца Александр Васильевич отдалился от тревожной
действительности и очутился в подполье русской души, о чем выпытывал Нокс, не
|
|