* * * 

Пока слева оборонялся Артамонов и безуспешно наступал Мингин, в центре корпус 
Мартоса продвигался вперед и к часу дня тринадцатого августа дошел до линии 
Шведрих, Надрау, Вамплиц. Вторая армия и побеждала, и погибала. Взятый без 
подтягивания тылов быстрым напором ход все еще продолжался. 

Мартос послал на помощь Мингину в направлении на деревню Мюлен Нижегородский 
полк с артиллерийской батареей, и полк ударился об эту деревню, оказавшуюся 
сильно укрепленной, и под обстрелом с трех сторон, с фронта и флангов, 
ведущегося из дренажных канав, из-за заборов и фольварков, завяз в тяжелом бою. 


С этого боя корпус неожиданно, что не соответствовало штабной директиве, но 
соответствовало расположению сил противника, стал поворачивать фронт на запад. 
Предчувствие победы витало над пятнадцатым корпусом. Германские войска 
наконец-то были настигнуты. 

* * * 

Первый корпус, от которого зависела судьба армии, сотрясался под ударами, но 
стоял прочно. Выборгский полк не отступил. 

К полудню немцы обрушились на его соседа, Иркутский полк, повторив обстрел 
тяжелыми снарядами, вздымающими над окопами стены огня и дыма и доводящими 
человека до безумия. Иркутский полк дрогнул. Германская пехота пошла вперед. 
Это был один из ударов в лоб, сотрясающих русскую оборону мощным грубым 
натиском. 

Иркутский! Куда же ты? Но молчит Иркутский полк, одуревший от грохота. Оглохли 
солдаты. 

Тогда начальник 24-й дивизии Рещиков велит Красноярскому полку подниматься, и 
красноярцы поднимаются. Идут стенка на стенку. Под ногами трещат кусты, 
приминается земля, осыпаются кромки дренажной канавы. 

Красноярский! Иркутский! Пошли, ребята. 

Но по шоссе из-за немецких цепей выехал черно-синий блиндированный автомобиль и 
стал водить хоботами пулеметов, отражая штыковую атаку. Как неодолимое чудище 
ехал броневик все дальше, загоняя молодцев-красноярцев в бегство. 

И словно не было порыва. Натолкнувшись на машину, они побежали назад. 
Разорвалась оборона между Выборгским и Иркутским. Пришлось закрывать дыру 
лейб-гвардейским Литовским полком. 

В тот день первый корпус не только оборонялся, но и успешно наступал. Вторая 
бригада 22-й дивизии, Нейшлотский и Петровский полки, атаковали Генрихсдорф и 
заняли Гросс Ленск. На этом день тринадцатого августа закончился. Наступила 
ночь. Назавтра корпус должен был удержаться на своем правом фланге и нанести 
удар на левом. От Млавы прибывали свежие части, гремели цепями зарядные ящики, 
скрипели патронные двуколки, походным порядком шла пехота навстречу санитарным 
линейкам и бредущим в тыл раненым. Одна сила, избитая и изнуренная, уступала 
место новой. Что они могли поведать друг другу? 

На рассвете, часа в три ночи, генерал Артамонов объезжал на автомобиле позиции 
правого фланга и доехав до фольварка, где разместился штаб первой бригады, 
вызвал генерала Сивицкого, ожидающего атаки, и по-отечески благословил его. Чем 
еще мог помочь командир корпуса? Сивицкий сказал, что ввиду необеспеченности 
правого фланга возле Фредау, откуда отвели в резерв Петровский полк, ему трудно 
будет удерживать позицию. Ему не было дела до того, что Петровцы пригодились у 
Гросс Ленска; он отвечал не за Гросс Ленск, а за эту вспаханную "чемоданами" 
долину, где нельзя было ни отступать, ни обороняться. Тогда Артамонов предложил 
Сивицкому отступить. 

Да, отступить, не теряя времени, ибо уже нечем было закрывать разрыв. 

- Нет, - возразил Сивицкий. - Лучше погодить до утра, а то будет похоже на 
бегство. 

- В трех верстах есть прекрасная позиция, - сказал Артамонов - Высота и отрытые 
окопы. Полагаю, там можно задержаться. Впрочем, действуйте по обстоятельствам. 
Командир корпуса пошел к темнеющему у забора длинному поблескивающему 
автомобилю. Сивицкий провожал его, чувствуя недоумение. Артамонов перекрестил 
его и уехал. 

Если бы Артамонов приказал лечь костьми на этом месте, Сивицкий со своими 
людьми стоял бы до последнего. А теперь? 

В воздухе пахло бензиновой гарью. Небо уже светлело, тысячи звезд холодно