10 августа после полудня генерал Мартос из сообщений первой бригады восьмой 
дивизии и офицеров связи знал, что на линии деревень Орлау Франкенау неприятель 
значительными силами занимает укрепленную еще в мирное время позицию. 

Части пятнадцатого корпуса двигались из Нейденбурга и должны были с ходу 
вступать в бой, чтобы очистить себе путь дальше в направлении Гогенштейна. Но 
как вступать без артиллерийской подготовки, без резервов, не зная глубины 
германской обороны? 

Корпус накатился на преграду и отхлынул. Тридцатый пехотный Полтавский полк в 
беспорядке отступил, а говоря солдатским языком - бежал. 

Услышав о позоре полка, носящего имя родного города, Мартос поехал на передовую.
 Он еще был во власти наступления и не мог терпеть, когда автомобиль 
задерживали заполняющие дорогу, прижимающиеся к обочинам колонны. Обгоняя, 
генерал раздраженно смотрел на бригадный обоз: патронные двуколки, санитарные 
линейки, походные кухни, провиантские повозки. Мелькнули серая ряса полкового 
священника рядом с белой косынкой сестры милосердия как неразличимые образы 
войны... 

Провинившийся полк, потерявший к тому же своего командира, стоял, понурившись. 
Первые шеренги смотрели устало, тускло. 

- Полтавцы! - крикнул Мартос громким фальцетом. - Позор! Черниговцы не дрогнули,
 а вы - позор вам!.. У xерниговцев тоже убит командир, полегло немало... Я вам 
верил! Держал ближе всех к моему сердцу. А вы первыми дрогнули! Можно ли отныне 
вам верить? 

Мартос умолк и долго высматривал в лицах огонек раскаяния и воодушевления. 
Подполковник с перевязанной головой возле автомобиля рыкнул: 

- Ну?! 

- Верить! Верить! - раздалось два-три голоса. 

- Боитесь? - спросил Мартос. - Смерти боитесь, полтавцы?.. Да! Многие из нас 
сложат свои кости, но без этого нельзя. А свое возьмем. Возьмем непременно... 
Разные пушки бросают шрапнели и бомбы, они убивают мало, а страху на малодушных 
наводят много. Пускай немец боится. А ты попривыкни и не бойся! Спроси у 
бывалого в боях. Что самое грозное? Пехотная пуля и штык! Штык в руках русского 
солдата - божья гроза. Все сметет, разнесет. Царь и Россия скажут спасибо... Не 
бойся, ежели много врага. Против вашего полка два полка, что за беда? Русский 
солдат, да еще умный, да ловкий, всегда справится с двумя немцами. Одного 
побьет, другой со страху сбежит. Главное, нагони страху, а сам не поддайся 
страху. Ты - русский солдат, великая сила Русской земли!.. Так верить ли вам, 
полтавцы? Мартос снова замолчал, ждал ответа. 

- Ура! - крикнул подполковник. 

- Ур-ра! - отозвались полтавцы. 

Генерал увидел воодушевление, какое желал увидеть. Они верили, что они великая 
сила, и были готовы снова идти под ружейные и шрапнельные пули. 

Командир корпуса вернулся обратно в Нейденбург к своему штабу в приподнятом 
настроении, довольный поездкой. 

Когда стало темнеть, с корпусной искровой станции принесли радиограмму: сосед 
слева, вторая пехотная дивизия генерала Мингина подверглась панике и спешно 
отступает к русской границе. 

Над пятнадцатым корпусом нависала угроза охвата с левого фланга, наперерез 
движению. Это означало только одно - переходить к обороне, а то даже и 
отступить. На всякий случай, руководимый больше инерцией наступления, чем 
сомнениями в правильности радиограммы, Мартос велел запросить штаб Мингина. 

Ответ был такой - подобной депеши не передавали, в дивизии все благополучно, и 
она расположилась на ночлег в указанном ей приказом по армии пункте, деревне 
Кляйн Кослау. 

Мартос с облегчением перекрестился. Теперь прояснилось: радиограмма была 
сфабрикована немцами. Они либо ждали прибытия подкреплений, либо хотели 
беспрепятственно отступить, для чего желали оттянуть атаку. 

- Не выйдет, колбасники! - воскликнул Мартос в яростном воодушевлении. - Я не 
дам вам ни минуты. - И приказал атаковать на рассвете одиннадцатого августа, 
без подготовительной атаки артиллерии. 

Напрасно Мачуговский вместе с инспектором артиллерии убеждали дождаться выхода