люди, по-моему, приличные. - Подполковник был доволен и германцами. 

Из комнаты справа в коридор открылась дверь, и в прямоугольник яркого света 
вышел человек в белом халате с русой бородкой. 

- Это доктор Исаев, - представил подполковник. - Старший врач. 

- Мы пьем чай, приглашаем, - сказал доктор. - Германские коллеги нас угощают. 

- Я бы предпочел поговорить с германскими ранеными, - ответил Крымов. Есть 
офицеры среди них? 

- Есть, но, наверное, он спит. - Доктор мягко улыбнулся, точно сожалел о том, 
что не может отвести Крымова к немцу. 

- Ничего, разбудим, - сказал Крымов. - Какие-нибудь бумаги у него есть? 

- Как разбудите? - снова улыбнулся доктор. - Подождите до утра, утром можно 
поговорить. 

- Лучше сейчас. Бумаги у него есть? 

- Какие бумаги? - воскликнул доктор Исаев, с упреком обращаясь к подполковнику. 
- Я не обыскивал его! Может, прикажете выбросить раненых на улицу? 

Из-за дверей слева донеслось негромкое задумчивое пение. Пели знакомую Крымову 
казачью песню. 

Ой да разродимая ты моя сторона, 

Ой да не увижу больше я тебя... 

- Я вас понимаю, доктор, - сказал Крымов. - Но война, ничего не могу поделать. 
Ведите меня к немцу. 

Доктор развел руками и, что-то буркнув, пошел по коридору. 

- Позвать германского доктора? - спросил начальник лазарета. 

- Обойдемся сами, - сказал Крымов. - Идемте. 

Раненый немец лежал один в темной палате, где пахло тем особым запахом 
медикаментов и крови, который всегда держится в палатах тяжелораненых. Доктор 
не включил света, слабая коридорная лампочка оставляла посреди палаты неяркую 
полосу, была видна голова на подушке и закрытое простыней тело. Раненый дышал 
хрипло, с трудом. 

- Извините, камрад, - обратился по-немецки Крымов. - Нам надо поговорить. 

- Спит, - сказал доктор. 

- Включите свет, - велел Крымов. 

При свете он увидел бледное, чуть влажное лицо с блестевшим желтым лбом, 
приоткрытый сухой рот, обметанный щетиной подбородок и выражение угасающей 
жизни. 

"Прости меня, Господи, - подумал полковник. - Злая судьба - вот так умирать". 

- Пошли, - вымолвил он. - Хотя постойте... - Открыл тумбочку, выгреб оттуда 
офицерскую сумку и вытащил из нее тонкую книжицу. 

В документе указывалось, что капитан Франц Бреме служит в двадцатом германском 
корпусе. 

Доктор осуждающе смотрел на Крымова, не мог понять, что перед ликом смерти 
может быть существенного в какой-то офицерской книжке. 

* * * 

Утром 10 августа по прекрасному шоссе Нейденбург - Сольдау Крымов домчался до 
Сольдау, стоявшего на берегу реки, тоже именуемой Сольдау. На реке лежала тень 
от моста, и тянулась по воде прядь исчезающего тумана. Освещенные солнцем с 
русской стороны краснели шпили католического костела, золотились окна - все как 
будто целые. 

На сырых утренних улицах уже вовсю проявлялось присутствие действующей армии, 
но не было видно ни разрушений, ни пожарищ. Артамонов взял город чисто. 

- В первом корпусе нас по-человечески принимали, - с удовольствием заметил