- Что с вами? 

- Так... Вспомнилось... 

Донес память о схороненной юности до грязной Галатской лестницы и отслужил 
панихиду под вальс "Ожидание". 

...Это смешно, это невероятно, но вот из этих швейцаров, пекарей, продавцов 
газет, из всех этих сумевших кусаться, царапаться, но не сдаваться,, вырастает 
грядущая родина. 

Когда они сойдут с кораблей, перед ними преклонятся знамена... 

Искупившие смертью и страданием вольные и невольные грехи свои, мы придем 
строить. Эльпе". 

Но не сбылось. 

Грядущая родина была зажата красным террором. И никогда не было преклоненных 
знамен. Ни через год, ни через двадцать лет, ни через семьдесят пять. В 
гражданской войне нет преклоненных знамен. 

После ухода белых в Крыму не было жизни оставшимся врангелевцам. Объявили 
регистрацию офицеров на Дворянской улице в Симферополе, в здании цирка в 
Севастополе, и пришедших брали и расстреливали в Петряевской балке и на 
еврейском кладбище. Руководили террором пламенные революционеры Бела Кун и 
Розалия Землячка. Кун как настоящий победитель опубликовал заявление: "Троцкий 
сказал, что не приедет в Крым до тех пор, пока хоть один контрреволюционер 
останется в Крыму; Крым - это бутылка, из которой ни один контрреволюционер не 
выскочит, а так как Крым отстал на три года в своем революционном движении, то 
быстро подвинем его к общему революционному уровню России..." 

Обреченных косили пулеметами, рубили шашками, топили в море, мозжили головы 
камнями, хоронили полуживых. Стон и ужас стояли над полуостровом. Оставленных 
на милость красных раненых, а вместе с ними врачей и сестер милосердия 
расстреливали прямо в лазаретах. В Севастополе расстреляли свыше 500 портовиков,
 работавших во время погрузки на корабли белых войск. Екатерининская и Большая 
Морская улицы, Нахимовский проспект, Приморский бульвар были увешаны трупами 
офицеров, арестованных на улицах и казненных без суда. 

У Ивана Савина, поэта Зарубежной России, воевавшего на гражданской войне, 
потерявшего в ней четырех братьев, есть пронзительное стихотворение о расстреле.
 Оно посвящено памяти погибших братьев. В нем есть такие слова: 

И плыл рассвет ноябрьский над туманом, 

И тополь чуть желтел в невидимом луче, 

И старый прапорщик, во френче рваном, 

С чернильной звездочкой на сломанном плече, 

Вдруг начал петь - и эти бредовые 

Мольбы бросал свинцовой, брызжущей струе: 

Всех убиенных помяни, Россия, 

Егда приидеши во царствие Твое... 

Галлиполийцы смотрели на проходящие по проливу корабли, провожали взглядами и 
думали об оставленной Родине. Ее уже не существовало, ее там добивали, но она 
все равно еще жила. 

Она жила в Галлиполи трудной жизнью, преодолевая нечеловеческие испытания. Но 
как бы ни было тяжело, люди чувствовали себя дома, под сенью родных богов, под 
защитой родных традиций. Вставали в шесть часов утра, завтракали, шли на 
работы: прокладывать узкоколейную железную дорогу, строить разгрузочные пути и 
станции, строить кухни, лазареты, бани, склады, мастерские, хлебопекарни. 

Кроме этих работ, были еще и другие, чисто военные, - учения, подготовки к 
смотрам, несение караульной службы. 

Но это было еще не все. Жизнь требовала духовной пищи, и появились библиотека, 
театр, гимназия, детский сад, академическая группа, технические, гимнастический 
и футбольный кружки, несколько хоров, корпусная фотография, рукописные и 
литографированные журналы: 

За всем этим стоял Кутепов. Он появлялся всюду. При его виде все подтягивались