"сорока сороков". 

Двадцатого мая Врангель обнародовал воззвание: 

"Слушайте, русские люди, за что мы боремся: 

За поруганную веру и оскорбленные ее святыни. 

За освобождение русского народа от ига коммунистов, бродяг и каторжников, 
вконец разоривших Святую Русь. 

За прекращение междуусобной брани. 

За то, чтобы крестьянин, приобретая в собственность обрабатываемую им землю, 
занялся бы мирным трудом. 

За то, чтобы истинная свобода и право царили на Руси. 

За то, чтобы русский народ сам выбрал бы себе Хозяина. 

Помогите мне, русские люди, спасти Родину. 

Генерал Врангель". 

Русская армия была готова к наступательной операции. 

Намечалось два удара: один через Перекоп корпусом Кутепова, второй морским 
десантом частей Слащева в район Кирилловки. 

Идти на Москву никто не собирался. Это был поход за хлебом, чтобы обеспечить 
Крым продовольствием. Но - все равно война. 

Морской десант попал в сильный шторм, высадка затянулась. Укачавшиеся лошади 
едва шевелились. Но все же первой выгрузилась кавалерия. Подвод в нужном 
количестве не было, поэтому вслед за ней двинулась только одна бригада пехоты. 
Артиллерия отстала. 

Наступление разворачивалось, спотыкаясь. 

На Перекопе белые заняли несколько деревень. Кутеповский корпус атаковал 
главные силы 113-й Красной Армии. 

Казалось, все повторяется, как в девятнадцатом году. Против кутеповцев твердо 
стояли латышские полки, словно в осенние бои под Курском. Белые пустили вперед 
танки и броневики. Красные в упор били из пушек. За танками шла пехота, за 
пехотой подтягивалась конница. В рассвете было хорошо видно, как 
проворачивается огромное колесо боя, подминая людей, лошадей, сжигая танки. 

Вот белые кавалеристы пошли рысью, обогнули горящий танк и стали настигать 
красную пехоту. Она побежала, на бегу перестраиваясь в каре. Командир эскадрона,
 против которого оказалось каре, скомандовал к бою: "Шашки вон, пики к бою, в 
атаку марш, марш!" Кавалерия пошла галопом, поднимая клинки. Каре латышей 
стояло неподвижно, ощетинившись винтовками. 

Грянул четкий сильный залп. 

Эскадрон врубился в каре. Латыши подняли на штыки ротмистра Гудим-Левковича. 

Кавалеристы рубили пехоту, сбивали ее конями. Им на помощь подлетел еще один 
эскадрон. Несколько минут - и ни одного красного латыша не осталось. Но 
эскадрон потерял половину всадников. Господь один знает их поименно. 

Красные отступали, затем оправились от удара и выбили марковцев из 
Первоконстантиновки. В штыковые атаки вставали юнкера и красные курсанты. 
Рассыпавшись цепями, роты шли по цветущей степи, не стреляя. Пулеметы молчали. 
У тех и других была одна мысль - скорее кончить бой. Фланги цепей вихлялись, не 
выдерживая напряжения. Никто не произносил ни слова. Шелестела трава. Долго это 
не могло продолжаться. Кто-то должен был уступить и погибнуть. 

Когда 2-й Дроздовский полк снова занял Первоконстантиновку, бойцы была 
поражены: на улицах и в степи лежало множество убитых белогвардейцев. И было 
видно, что убиты они в беспомощном состоянии, заколоты штыками. Например, 
перебита нога и штыком разворочено горло... Трупы хоронили до вечера. 

А вокруг наливались сады, созревала ранняя вишня. Начавшееся лето не хотело 
знать о войне. 

Войскам же надо было спешить. Срывали целые ветки, усыпанные вишнями, и спешили 
на подводы. Вперед! На вражеские штыки, под красные пули. Кто-то, смеясь, 
срубил топором целое дерево и затащил в подводу. Ели вишни, стреляли косточками,