Адмирал выжидательно смотрел на него. Как европеец, он понимал, что генерал 
лишен даже возможности выбора, но то обстоятельство, что тот был русским, могло 
оказаться решающим. У русских свое понимание долга. 

- Благодарю вас, - ответил Врангель. - Если у меня еще могли быть сомнения, то 
после того, как я узнал содержание этой ноты, у меня их более быть не может. 
Армия в безвыходном положении. Если выбор моих старых соратников падет на меня, 
я не имею права от него уклониться. 

Англичанин молча протянул ему руку, приветствуя его мужественный выбор. 

Врангель сказал, что выезжает немедленно. 

На следующий день броненосец "Император Индии" с генералом на борту покинул 
рейд Мода и через сутки бросил якорь на Севастопольском рейде. Родная земля 
встречала будущего Главнокомандующего голубым небом, солнцем, белыми домами на 
берегу. 

Чувство утраченной прекрасной Родины владело Врангелем. 

Вот он и вернулся. Надолго ли? Об этом не хотелось думать. Позади остались 
неприятные минуты, когда он, опальный отставной генерал, лишенный всяких 
средств к существованию, только при помощи Кривошеина получил небольшой заем в 
банке и готовился к унылой жизни эмигранта. 

Яркое солнце было добрым знаком, который верующий православный генерал 
воспринимал с надеждой. 

"  1. 

Генерал-лейтенант барон Врангель назначается Главнокомандующим Вооруженными 
Силами на Юге России. 

 2. 

Всем, честно шедшим со мной в тяжелой борьбе, низкий поклон. 

Господи, дай победу армии, спаси Россию. 

Генерал-лейтенант Деникин". 

Антон Иванович Деникин уходил в историю с высоко поднятой головой, с молитвой 
на устах. 

Начиналась короткая, восьмимесячная история врангелевского "государства Крым", 
похожего на эпилог столыпинских замыслов и какой-то смутный сон о будущих 
переменах. 

Может быть, российская история выбрала этих двух героев потому, что наступила 
пора "смены вех", от консерватизма к реформизму, для чего они и были 
востребованы из политического забвения. Если бы не необходимость новых идей, то 
оба они остались бы невостребованы. 

С первых же шагов Врангель действовал с византийской дипломатичностью, словно 
воздух Константинополя навеял ему мысли о старинной связи "второго" и 
"третьего" Рима. Генерал высказал свой замысел весьма определенно: "Англичане 
решили выйти из игры. Отказ наш от их посредничества даст им возможность отойти 
в сторону, умыв руки. Никаких переговоров с большевиками с нашей стороны я, 
конечно, не допускаю. Мне представляется в настоящих условиях необходимым 
прежде всего не дать возможности англичанам выйти из игры. Переложить на них 
одиум переговоров, всячески затягивать таковые, а тем временем закрепиться, 
привести армию и тыл в порядок и обеспечить флот углем и маслом на случай 
эвакуации..." 

Он начинал странную политику "двух России", белой и красной. Впоследствии мир 
увидел продолжение этого разлома в двух Германиях, двух Китаях, двух Кореях. 

Однако для того, чтобы в 1920 году действовать по такой схеме, нужно было 
пережить внутренний переворот и отказаться, пусть на время, а может быть, и 
навсегда, от "единой и неделимой". Государственник и патриот должен был 
исповедовать презренный сепаратизм. Для этого требовалось не меньше мужества, 
чем для конной атаки на германскую батарею. 

В Константинополь британскому верховному комиссару была направлена телеграмма, 
из которой следовало, что новый Главнокомандующий согласен на прекращение 
военных действий с большевиками, но для этого требуется не менее двух месяцев 
подготовки, в продолжение которых "союзники должны продолжать снабжать армию и 
население занятых областей всем необходимым".