И что получил спаситель, когда Наполеона устранили со сцены? Во время Венского 
конгресса Франция, Англия и Австрия, не соглашаясь на присоединение к России 
герцогства Варшавского, заключили против нее тайный союз в декабре 1814 года. 
Только неожиданное возвращение Наполеона с острова Эльба заставило "благодарных 
союзников" пойти на уступки. 

Как здесь не вспомнить, что мудрый Кутузов был против похода 1813 года и 
предупреждал: "Наполеон теперь уже не опасен для России и следует его поберечь 
для англичан". Точно также думал и государственный канцлер Румянцев. 

Перелистнем эту страницу. Царствование императора Николая I отличалось еще 
большей идеологичностью. Его слова при вступлении на престол: "Революция у 
ворот России, но клянусь в том, что, пока я жив, она не проникнет в нее". 

С точки зрения прямых интересов России, события в 1848 году, разыгрывавшиеся в 
Австрии, были чрезвычайно выгодны. Соседнее государство, недоброжелательство 
которого мы уже много раз имели случай испытать, разрушалось без всяких усилий 
с нашей стороны. Разрешение восточного вопроса облегчалось. Славянские 
народности, входившие в состав монархии Габсбургов, освобождались и, конечно, 
легко поддались бы нашему влиянию. Наконец, Галиция - эта старинная русская 
область, о которой наша дипломатия совершенно забыла на Венском конгрессе, 
могла быть воссоединена с Россией, и мы приобретали прочную естественную 
границу по Карпатам. 

Что ж, венгерский поход был для российской армии вполне удачен. 

Наверное, во время злосчастной Крымской войны, отбросившей Россию навеки, 
Николай I смог достаточно полно убедиться в ошибочности своей политики. На 
просьбу не о помощи, а о нейтралитете император Франц Иосиф, сообразуясь не с 
идеологией, а потребностями своей страны, выдвинул ряд жестких требований: не 
переходить русским через Дунай, по окончании войны очистить Молдавию и Валахию 
и вообще не нарушать существующего в Турции порядка. На упрек русского 
посланника, напомнившего о помощи России в 1849 году, австрийский император 
хладнокровно ответил: "В политике чувства не играют роли, а существуют лишь 
выгоды". 

Вот и получалось, что мы жили чувствами и потеряли в войнах, которых можно было 
бы избежать, около двух миллионов жизней, почти миллиард рублей, не считая 
сгоревшего в пожарах и разоренных хозяйств. 

Гимназист Саша Кутепов ничего этого не знал. Разве что отголоски героической 
обороны Соловецкого монастыря от английской эскадры волновали воображение 
мальчика или заставляли задуматься о том, почему блокада в Крымскую войну 
нанесла архангельской торговле большой ущерб. 

Вообще Саша Кутепов смотрит на историю по-детски. Самое большое его огорчение - 
то, что родители отдали его учиться не в кадетский корпус, а в скучную 
классическую гимназию в Архангельск. 

Это город лесной и морской, торговый и монастырский. Двадцать тысяч жителей. 
Здесь строил флот Петр Великий, а монахи еще с двенадцатого века служат Господу 
в своем древнем мужском монастыре Архангела Михаила. Здесь Кутепов одержал 
первую победу. 

Однажды зимой, после всенощной службы, во избежание беспорядка гимназистов 
выпускали из церкви по классам, а первоклассники были выпущены последними. 
Церковь закрылась, и малыши в долгополых шинельках с башлыками на фуражках 
двинулись стайкой по пробитой в сугробах не тропинке, а настоящей траншее. И 
вдруг налетели на двух подгулявших обывателей. Что там взбрело в головы 
хмельным мужикам, но только они сцапали первого гимназистика, и тот с перепугу 
запищал. Остальные замерли. Неожиданно один из них кричит: 

- Ребята, вперед, ура! - и бросается на обидчика, толкая его в сугроб. 

Это Кутепов. Остальные наваливаются на взрослых, а те... молят о пощаде. Полная 
виктория! 

Это детское, почти шуточное сражение - весьма показательно. Он почувствовал, 
что на нем лежит долг защитить, что он - первый силач класса обязан выйти 
вперед. 

Впрочем, в каждой русской семье, как правило многодетной, это считалось нормой: 
старший заботится о младшем, сильный о слабом, и это не доблесть, а будничность.
 Кроме Саши, в семье было еще четверо детей, поэтому, живя в общежитии при 
гимназии, он естественно влился в среду сверстников и даже стал авторитетом. 

И все же в мальчике чувствовалась какая-то чрезмерность, заостренность на 
нешуточную жизнь. Чтобы развивать волю, вставал среди ночи, тщательно одевался, 
застегивая все пуговицы, и выходил из дома, направляясь в самые темные и