|
Например, один из руководителей белого движения генерал Деникин, будучи
командиром роты, в силу своего демократизма довел роту до плачевного состояния
и был отстранен от командования.
У Кутепова подобных ошибок не было. Он начинал так. Сначала терпеливо и по
нескольку раз объяснял новичку все, что от того требуется. Потом совершенно
спокойно и как само собой разумеющееся указывал на совершенные им погрешности,
затем начинал предупреждать, что после определенного, времени станет налагать
взыскания за самую незначительную оплошность. В конце концов срок этот наступал,
и помощник начальника учебной команды делался непреклонным. За каждую
провинность - соответствующее дисциплинарное наказание, причем никаких
снисхождений, никогда.
Неловко отдал честь? Изволь простоять несколько часов с полной выкладкой под
ружьем. Не так ответил - наряд вне очереди. И без никаких "войти в положение",
"пожалеть".
Как будто Кутепов здесь переставал быть русским. Закон становился выше обычая и
традиции.
Да, Кутепов поднимался выше национального обычая, надо это признать. Как,
собственно, поднимались все, кто хотел служить Отечеству.
Это сложный вопрос - сохранение верности национальному, своему родному. Как не
стать рабом национального? И как не превратиться в равнодушный механизм?
Была ли для Кутепова подобная опасность? Со всей определенностью надо ответить:
нет. Уважая воинскую дисциплину, иерархию чинов и званий, внешние формы
армейской системы, он внутренне оставался так же близок солдатам, как и во
времена гимназического похода. По воскресениям и в праздники Кутепов брал своих
новобранцев и водил в театры, музеи, картинные галереи, показывал и рассказывал
все об искусстве и истории. Из строгого офицера он делался подлинным учителем.
Не оставлял он их и по ночам. Точно так же, как в детстве, заставлял себя
вставать среди ночи и идти в казармы, смотреть, что происходит там в ночную
пору.
Он не был карьеристом. Большая карьера ему не светила в силу несветскости,
отсутствия связей, провинциальности. Возможно, к концу жизни Кутепов мог
превратиться в своеобразный тип лермонтовского Максим Максимыча, состарившись и
подобрев. Не окончив Академии Генерального Штаба, куда он и не собирался
поступать, вряд ли можно было продвинуться выше должности командира батальона.
Так что, послужив в гвардии, Кутепов мог еще перейти в какой-нибудь
провинциальный полк, даже стать его командиром. И все.
В Наполеоны он не метил.
Его служба идет очень ровно. Он растет медленно, укореняясь в службу: помощник
начальника учебной команды, начальник пулеметной команды, начальник команды
разведчиков, командир роты, начальник учебной команды.
Такие упорно тянут свою лямку, ничего не переворачивая.
Это качество прекрасно понимали старые унтер-офицеры, настоящие служаки,
чуявшие за версту суть любого офицера. Один из таких, заслуженный унтер, любил
обучение солдат сопровождать действием кулаков. Кутепов заметил это и говорит,
что солдат согласно уставу звание почетное, и надо соответственно с уважением к
нему относиться. Унтеру ничего не оставалось, как согласиться с таким
рассуждением. Но он не был бы заслуженным унтером, если бы изменил себе. Он
переменил только форму своего поучения и сделал это не без тяжеловесного
изящества. Когда, к примеру, шел солдат в отпуск и являлся к нему, то он его
оглядывал с головы до ног, строго следя за тем, все ли пригнано, вычищено, и
вдруг замечал, что сапоги не чищены. "Что ж ты сапог не вычистил? Лейб-гвардеец,
преображенец, а спинку себе натрудить побоялся... Что ж, я, старый
унтер-офицер, так и быть уважу тебя, молодого солдата... Ставь ногу на лавку...
Ставь, приказываю тебе!" - Проговорив такую речь, брал унтер щетку и начинал
чистить сапоги. А в это время локтем заезжал солдату то в бок, то в живот.
Вроде бы случайно.
Кутепов однажды застал эту сцену и предупредил: ты бы полегче чистил.
Унтер-офицер понял, но возразил: никак нет, ваше благородие, солдат звание
почетное, оно лежит даже на первых генералах, то я и равняюсь на них, чтоб у
них завсегда сапоги блестели.
История не доносит до нас конец этой забавной картины, в которой переплетены
патриархальность, добродушие, неприятие методов молодого офицера. И, конечно,
упорство заслуженного унтера.
|
|