чекистов величали фамильярно. 

На прощание де Роберти вытащил из-под жилета помятую бумагу и вручил ее 
Кутепову. 

Возвращаясь в Париж, под мерный стук колес, Кутепов и Зайцев подводили итоги 
только что виденному и слышанному. 

- Вот видите, я же чувствовал, что вся эта история не без ГПУ, - сказал Кутепов.
 

- Да, это так. Но вот вопрос: предупреждая вас о предстоящем покушении, 
действовал ли де Роберти искренно по отношению к вам, как к своему бывшему 
начальнику? И не пытался ли он усыпить наше внимание на ближайшее время? 

- Думаю, что это будет не весною, может случиться и раньше, - ответил Кутепов 
после минутного размышления. 

20 января на рю де Карм Кутепов рассказал князю С. Е. Трубецкому и М. А. 
Критскому о поездке в Берлин. Упомянул об угрозе покушения весной. Передавая 
Трубецкому бумагу де Роберти, Кутепов сказал: 

- Эта информация явно из мутного источника. 

- Довольны ли вы поездкой в Берлин? - спросил Критский. 

- Меня опять хотят втянуть в "Трест". Знаю, когда я стану опасен для 
большевиков, они меня уберут. 

21 января Дьяконов посетил Мельгунова и сообщил ему о приезде Попова в Берлин. 
Он сказал, что вместе с Рыссом собирается в Берлин на свидание с Поповым. 
Побывал у Мельгунова и Рысс. Высказав свои сомнения, Мельгунов советовал Рыссу 
ехать на свой риск и не втягивать его в дальнейшие дела второго "Треста". 

В Берлине Рысс остановился в той же гостинице, что и Кутепов. Попов и де 
Роберти снимали номера в другой гостинице, в которой обычно проживали 
командированные из Москвы советские служащие. Обе гостиницы были недалеко от 
советского полпредства на Унтер ден Линден, и свидания парижан с москвичами 
были под наблюдением шнырявших тут агентов ОГПУ. 

По поручению Попова и де Роберти Рысс посетил редактора газеты "Руль". До 
революции Рысс сотрудничал в петроградской кадетской газете "Речь", редактором 
которой был Иосиф Вениаминович Гессен. В секретном разговоре на квартире 
Гессена, на правах старого знакомства, Рысс передал редактору "Руля" пожелания 
и советы москвичей. Одним из них был настоятельный совет "Рулю" не пользоваться 
случайными сведениями о СССР и составлять информацию о нем по данным советской 
печати. В преподанном совете Гессен вполне основательно усмотрел попытку Москвы 
установить цензуру над вольным органом русской зарубежной мысли. Он отверг это 
предложение. А от встречи с Гессеном, предложенной Рыссом, москвичи уклонились, 
ссылаясь на возможность слежки. 

В тот самый день в Берлин пришли вести об исчезновении Кутепова. 

О своей поездке в Берлин Дьяконов не предупредил ни Кутепова, ни Зайцева. После 
возвращения из Берлина Дьяконов и Корганов продолжали переписываться с 
остававшимися еще там Поповым и де Роберти. Оба они были давними знакомыми 
Дьяконова: Попова он знал по школьной скамье в Петербурге, де Роберти - по 
русско-японской войне. Оба они заявляли Кутепову, что Дьяконов - их официальный 
представитель за границей. 

8 февраля Попов и де Роберти выехали из Берлина в Москву. Зайцев получил от них 
два письма из Москвы, датированные 14 и 16 февраля. В последнем письме де 
Роберти просил прекратить с ним переписку и сообщал о том, что Попов скрылся из 
Москвы. 

22 мая 1930 года корреспондент "Морнинг Пост" телеграфировал из Риги о 
расстреле де Роберти. Советская печать сочла за благо ничего не сообщать о 
судьбе Попова и де Роберти. 

Заметание следов 

Похищение генерала Кутепова долго волновало русскую эмиграцию. Газеты 
преподносили читателям разные гипотезы, сенсационные слухи, ссылки на 
таинственных осведомителей, намекавших на виновников похищения. Но в одном 
сходились все - в похищении принимал участие наводчик из среды белых, 
располагавший доверием Кутепова. 

Вскоре после похищения французский журнал "Детектив" назвал фамилии Попова и де 
Роберти. "Детектив" указывал на полковника Зайцева как свидетеля, дававшего 
следственным властям показания о поездке Кутепова в Берлин. Действительно,