Потом мать ушла на кухню убирать посуду, а Федя остался с Любушкой. Она 
упросила его рассказать, как он тогда спасал снегиря.

Ушаков нехотя повиновался.

— Спасли, Феденька, зря: все равно снегиря негодяй кот съел! — вспомнила 
Любушка.

На кухне послышались голоса. Марья Никитишна уговаривала кого-то откушать 
пирога, а мужской голос благодарил, но отказывался.

В комнату вошел Метакса. Он поклонился Ушакову и прошел к себе, закрыв дверь.

— Что, постоялец еще у вас? — спросил, заливаясь румянцем, Федя.

— А ну его! — махнула рукой Любушка и зашептала: — Он старый — ему уже тридцать 
лет!

Над Федей вновь засияло солнце… Метакса пробыл у себя не больше пяти минут и 
снова ушел.

Весь вечер они провели втроем. Пили чай, а потом Марья Никитишна вязала, а 
Любушка играла с Федей в свои козыри и носки.

Было весело. Когда Федя проигрывал, озорная Любушка щелкала его по носу картами 
и заливалась смехом.

Наконец настало время уходить. Любушка провожала его до двери.

— Приходите в следующее воскресенье! Мне скучно одной! — сказала девушка на 
прощанье.

— Приду! — с радостью ответил Федя.

Дул пронзительный ветер, в лицо било снегом, но Федя не чувствовал холода. К 
себе в комнату он вошел напевая.

— Ого, какой веселый! Да ты, Федя, никак первый раз в жизни выпил! — рассмеялся 
Паша, при свече пришивающий пуговицы к бострогу[16 - Бострог — мундир.].

— А если б и выпил, Пашенька!

Он обнял друга за плечи и так сдавил, что Пустошкин крякнул:

— Пусти, тамбовский медведь!

Когда в следующее воскресенье Ушаков собирался уходить, Паша, осмелев, спросил:

— Куда? Снова к ней?

— На кудыкину гору! — отшутился Федя и помчался в милую слободку. Дверь ему 
открыла сама любезная, льстивая Марья Никитишна.

— А, Феденька, деточка! — запела она, увидев мичмана. — Как раз на чаек. 
Милости просим!

Федя разделся, вошел в знакомую комнату и остолбенел: за столом сидел с 
Любушкой грек Метакса.

Ушаков стал мрачным и неразговорчивым. Ему было противно, что Марья Никитишна и 
Любушка ласковы с этим черноглазым красивым греком, что Любушка весело смеется 
и шутит.

Феде казалось, что на него не обращают внимания, обходятся с ним как с малым 
ребенком.

После чая девушка принесла карты, но Федя не остался играть, сказав, что завтра,
 чуть свет, уезжает на неделю в Таврово.

— Вернетесь — приходите, не забывайте нас, — говорила в дверях Марья Никитишна, 
провожая гостя.

Ушаков ничего не ответил. Он только сжал челюсти и подумал: «Как же, ожидайте. 
Приду!»

Эту неделю Ушаков работал с остервенением.

Пришло воскресенье.

В последнее время Федя по воскресеньям вставал рано, а теперь отзвонили к