фрегатов, не причинив им особого вреда. Зарядить пушки калеными ядрами еще раз 
французы уже не смогли: русско-турецкие суда засыпали их картечью.

Как и в сражениях с турками на Черном море, флагманский корабль адмирала 
Ушакова показывал всем пример неустрашимой храбрости. «Св. Павел» подошел к 
берегу на расстояние малого картечного выстрела, стал на якорь против самой 
мощной французской батареи № 2 и открыл по ней губительный огонь.

Французы отвечали, но все неудачно. И вдруг откуда-то сзади в борт «Св. Павла» 
ударило одно, другое ядро.

— Что это? Откуда? — всполошились все.

Разгадка оказалась простой: это в своего же главнокомандующего угодил турецкий 
корабль, стоявший, как и все турецкие суда, во второй линии. Они били по 
крепости через головы русских.

Ушаков был вне себя от гнева. Он тотчас же послал к Кадыр-бею адъютанта. 
Балабин вскоре вернулся. Кадыр-бей просил прощения и клялся, что, если бы не 
шел бой, он бросил бы виновных кумбараджи за борт.

А Видо был весь в огне и пороховом дыму. Чугунный и железный град сыпался на 
его дома и прекрасные сады. Грохот сотен пушек сотрясал небо, эхом отдавался в 
горах. Видо с трех сторон окружили суда союзников.

Адмирал Ушаков, увидев, что огонь французских батарей ослабел, приказал 
высаживаться на Видо. Гребные суда были давно готовы. Морская пехота и охотники 
из матросов бросились на барказы, катера, лодки. Турки только и ждали этого 
приказа. Не успев доплыть до берега, они кидались в воду с кинжалами в зубах, 
потрясая саблями.

Несмотря на отчаянное сопротивление, французы были опрокинуты и сдавались в 
плен.

Турки не слушали криков «пардон» — рубили пленным головы и собирали эти 
страшные трофеи, помня, что паша должен уплатить за каждую голову.

Боцман Макарыч бежал вместе с группой молодых матросов. Впереди они увидели 
двух турок и молодого француза-офицера. Один турок держал мешок, из которого 
текла кровь, а второй стоял с поднятой саблей, ожидая, когда французский офицер 
развяжет шейный платок, чтобы легче было отрубить голову.

— Дяденька, что они делают? — в ужасе спросил Васька Легостаев.

— Не видишь, хотят рубить голову. Стой, осман! — заревел Макарыч, кидаясь к 
турку со штыком наперевес.

Турки, увидев, что их значительно меньше, с неудовольствием отдали офицера. 
Молодой француз не знал, как и благодарить своих неожиданных спасителей.

— Степка, отведи их благородие к нашим шлюпкам, а то не эти, так другие 
басурманы зарежут! — приказал Макарыч матросу. — Вон видал — у них цельный 
мешок голов!

— Ага, ровно арбузов накидали, сволочи!

— Давай, давай, ребята, живей! — обернулся Макарыч к бежавшим сзади матросам.

Он зоркими морскими глазами выискивал уже не французов, а турок, которые 
продолжали рубить пленным головы.

Егор Метакса бежал вместе с лейтенантом Головачевым со «Св. Павла». Где можно, 
они спасали пленных от зверства союзников. Они роздали все деньги, выкупая 
французов у турок.

Метакса и Головачев взбежали на оставленный бастион. Среди пушек лежали 
порубленные тела французов. В стороне стояла большая бочка. Метакса мельком, на 
бегу, заметил торчавший из-под бочки трехцветный французский султан.

— Лейтенант Головачев, погодите! — крикнул он и, подбежав к бочке, опрокинул ее.


Под бочкой, закрыв лицо руками, сидел в парадной форме генерал.

— Встаньте, не бойтесь! — сказал Метакса по-французски.

Француз в ужасе отнял от лица дрожащие руки. Это оказался комендант острова 
Видо, бригадный генерал Пиврон.

Он сидел на шкатулке с деньгами.