Проходили дни и недели, а ни того, ни другого не поступало. Ушаков хорошо знал 
медлительность, неповоротливость турок и не ожидал быстрой доставки. Но 
все-таки уже наступил декабрь, а о сухопутных подкреплениях не было и слуху. 
Федор Федорович начинал понимать, что грозные фирманы султана страшны только в 
стенах сераля. Он в огорчении написал официальное письмо Кадыр-бею, упрекая 
турок в том, что время проходит, а обещанных десантных войск они не доставляют.

«…Долгое время пропущено понапрасну и в великий вред, в сие время французы 
беспрестанно разоряют деревни, грабят и обирают из их крепости провизию и 
всякие богатства и крепости укрепляют бесподобно; ежели еще несколько времени 
будет пропущено, то очевидная опасность настоит, что крепости Корфу взять будет 
невозможно», — припугнул Ушаков.

Кадыр-бей снова разослал гонцов во все стороны. Но, помимо десанта, еще не весь 
русско-турецкий флот был в сборе. Два фрегата капитана Сорокина стояли 
понапрасну у Александрии, куда они были посланы еще из Константинополя. Не 
возвратились также корабли, отвозившие в Морею французских пленных. Наконец, 
Ушаков с нетерпением ждал контр-адмирала Пустошкина. Он должен был прийти с 
двумя новыми 74-пушечными кораблями из Севастополя. Только в конце ноября 
присоединился к флоту капитан Сенявин со своими фрегатами, стоявший у острова 
Св. Мавры.

И в это время, когда у Ушакова не хватало сил даже для осады Корфу, он получил 
письмо от английского адмирала Нельсона из Неаполя:

«Я еще ничего не слышал о взятии Александрии турецкой и русской эскадрой 
совместно с моим дорогим другом капитаном Гудом, оставленным мною в качестве 
руководителя».

И в конце назидательно прибавлял:

«Египет должен быть первым объектом, Корфу — вторым».

Ушаков, прочтя это наглое письмо, только усмехнулся: уловка была очень уж 
проста! Нельсон не хотел, чтобы русские овладели Корфу. Для него было бы 
приятнее всего, если бы русские совсем ушли оттуда, оставив одних турок! Тогда 
бы Нельсон послал один какой-либо корвет в Корфу, а потом, когда крепость не 
выдержала бы многомесячной турецкой блокады и в конце концов сдалась, Нельсон 
кричал бы на весь мир, что только англичане взяли неприступный Корфу. И 
потребовал бы себе львиной доли дележа.

Ушаков давно раскусил этого лорда и не собирался следовать коварным советам 
Нельсона.

А Нельсон, не хуже Али-паши, действовал на два фронта. Вместе с письмом Ушакову 
он послал письмо Кадыр-бею:

«Я надеялся, сэр, что часть соединенной турецкой и русской эскадры пойдет к 
Египту, первой цели войны для оттоманов, а Корфу — это второстепенное 
соображение».

Он надеялся на своего старого друга, секретаря государственного Дивана, 
Махмут-Раиф-эфенди, который был предан англичанам и писал Нельсону чаще, чем 
султану.

Но прямодушный Кадыр-бей не скрыл этого коварного письма от своего русского 
союзника, и происки Нельсона остались без результата.

Ушаков приложил все усилия к тому, чтобы сделать блокаду острова полной. Он 
устроил на Корфу две батареи, на южном и северном берегу. В крепости 
чувствовался недостаток в продовольствии. Французы выходили грабить окрестные 
деревни, и батареи сильно мешали им в этом.

Но и в эскадре продуктов тоже становилось все меньше и меньше, а работы у 
русских моряков все прибавлялось. Утомляли бесконечные разъезды, особенно 
ночные. После вечерней зори вооруженные гребные суда посылались в дозор. Отряды 
из кораблей и мелких судов крейсировали в проливах, не позволяя крепости 
сноситься с албанским берегом. Кроме того, надо было доставлять на батареи 
провизию и снаряды.

Больше всего изнуряла русских промозглая, сырая, дождливая зима. 
Пронзительно-холодный ветер и беспрерывный дождь пробирали насквозь всех, кому 
приходилось стоять на открытом месте. Люди не успевали просушить одежду. 
Русские проклинали эту южную зиму:

— Ну и зима, будь ты неладна!

— У нас зима — мороз, солнце, а тут экая грязь да слякоть…