— Ничего не понимаю.

— А тут и понимать-то нечего!

— Да ты кто? — начинал уже терять терпение Федор Федорович.

— Так бы и спрашивали: я камардин его высокопревосходительства графа Ляксандры 
Васильича Суворова-Рымникского!

— Один?

— Зачем один? С им самим.

— А где же Александр Васильевич?

— Тама, лясы точит, — указал Прошка на комнаты.

— С кем?

— Да бог его знает. Он со всяким горазд.

Ушаков бросился в комнаты. За ним, позевывая, не спеша двинулся Прошка.

В столовой сидел освежившийся после купанья Александр Васильевич Суворов и пил 
квасок. Перед ним стоял сияющий денщик Федор.

— Ваше высокопревосходительство, Александр Васильевич, как я рад! — сказал 
Ушаков, идя к Суворову.

— Без чинов, без чинов. Здравствуй, дорогой Федор Федорович. Дай я тебя обниму, 
нашего черноморского героя!

Суворов обнял Ушакова и, целуя, каждый раз приговаривал:

— Фидониси, Тендра, Гаджибей, Калиакрия!..

— Александр Васильевич, ежели я начну перечислять все ваши подлинно 
блистательные победы, до утра здороваться придется!

Суворов смеялся:

— Это правда: у меня именин много — Туртукай, Козлуджи, Кинбурн, Фокшаны, 
Рымник, Измаил… Много, много, всего не упомнишь!.. Я, Федор Федорович, еду к 
новому назначению, в Херсон. Опять будем соседями. Вот умылся у тебя с дороги, 
квасок пью. Скворушка меня угощает.

— Ну какое же это угощенье! — поморщился Ушаков. — Беги к повару, чтоб живее, 
и… — обернулся Ушаков к денщику.

— Понимаю, ваше превосходительство, — ответил Федор и убежал.

— А не рановато ли обедать? — глянул Суворов.

— Нет, нет. Уже вторая склянка. Покушаете нашего флотского борща.

— С перцем?

— С перцем, — улыбнулся Ушаков.

— А денщик у тебя, Федор Федорович, расторопный. И к тому же пиит!

— Болтун! — махнул рукой Ушаков.

— А ты чего? — уставился Суворов на Прошку, который стоял у двери.

— Раз я ваш камардин, то где же мне и быть, как не при вас?

— Вот видал, какой у адмирала денщик? Вежливый, не такой, как ты. Не денщик, а 
поэт!

— Поет-то поет, да посмотрю, где сядет… — мрачно буркнул Прошка.

— Конечно, поет. И поет нежным тенорком. А ты рычишь басом. Ровно из винной 
бочки.

— Бас во сто раз лучше тенора. Недаром все протодьяконы — басы!

— Твоя фамилия как?

— Ай позабыли? Прохор Дубасов.