|
Петербург. Он был встречен с небывалым почетом. В Стрельну была выслана для
него дворцовая карета. Ему отвели для жительства Таврический дворец с целым
штатом придворных. Зная его нелюбовь к зеркалам, императрица распорядилась
всюду их завесить.
Но все эти любезности не могли скрыть глубокой трещины, столь резко
проявившейся в течение последнего года. Тридцать три года сидит на престоле
Екатерина. Впервые за все это время созрела почва для прочного примирения ее со
строптивым фельдмаршалом: она не может не оценить его услуг, как не может не
считаться с популярностью его в армии и в Западной Европе. Она дает ему высокий
чин вопреки шипению придворных (характерно, что свое решение о присвоении
Суворову фельдмаршальского звания Екатерина держала до последнего момента в
секрете, «во избежание интриг, искательства, клеветы и всяких иных докук»).
Самый влиятельный недруг полководца – Потемкин – сошел в могилу. Ничто не
мешает, повидимому, укреплению отношений императрицы с ее лучшим военачальником.
Но тут-то и обнаруживается органическая невозможность этого. Суворов по-иному
мыслит, он не может попасть в тон екатерининского двора, Главное, он этого не
хочет. Это не Потемкин и не Репнин, Поэтому когда проходит нужда в его
поразительном таланте, в его страшном мече, лучше всего упрятать его
куда-нибудь подальше. Так было всегда, так случилось и на этот раз.
Суворов отлично уяснил себе и ненадежность благосклонности государыни и
затаенную неприязнь царедворцев и генералов. Но он вернулся из Польши в
сознании своего значения. Теперь он решительнее, чем когда бы то ни было,
выражал свой протест против придворных порядков. Но попрежне– му протест этот
облекался им в причудливую форму. Перед Екатериной старик бросался на колени,
целовал ее платье, а потом с невинным видом критиковал и осуждал петербургские
порядки, вкладывая персты в язвы. Императрица подарила ему соболью шубу, не
хуже, чем у самого богатого из придворных; он заявил, что она чересчур хороша
для него, ездил в старом плаще, а слуга Прошка бережно возил за ним шубу.
Недаром Растопчин писал, что не знают, как отделаться от Суворова, от «плоских
гауток» которого государыня поминутно краснеет.
Отношение свое к вельможам Суворов высказывал еще откровеннее: принимал их в
нижнем белье; иногда вовсе не принимал, выскакивая на улицу, когда они
подъезжали, и присаживаясь на несколько минут в их кареты; издевался над их
чинопочитанием, напыщенностью и необразованностью. Как– то Суворову сообщили,
что один офицер сошел с ума. Он принялся горячо возражать и спорил до тех пор,
пока выяснилось, что он имеет в виду другого офицера.
– Хорошо, что так, – промолвил он с облегчением, – а не то я спорил бы до утра,
потому что офицер, о котором я говорю, не имеет того, что сей потерял.
Екатерина хотела сплавить злоязычного фельдмаршала на персидскую границу, где
предполагалась война, но Суворова не. прельщала персидская экспедиция, тем
более, что шли толки о войне с Францией. Он считал нецелесообразным оказаться в
столь острый момент за тридевять земель, но, впрочем, подчеркивал, что
дальность похода его отнюдь не смущает. «В Финляндии был я за куликами, – писал
он Зубову в ноябре 1795 года, – потом в Херсоне пугалом Турков. В сем интервале
Россия пострадала. Чтоб не случилось, того между Персии и Туреции. Тамерланов
же поход мне не важен, хоть до Пекина».
Его послали в Финляндию осмотреть построенные в 1792 году укрепления. Он
выполнил поручение в две недели. Тогда его назначили командующим одной из южных
армий (две другие армии находились под начальством Румянцева и Репнина), В
состав этой армии входили войска, собранные в Харьковской и Екатеринославской
губерниях, в Таврической области и в некоторых других южных районах.
Весною 1796 года Суворов выехал в город Тульчин на Днестре, где решил устроить
свою штаб-квартиру. Прощание с императрицей было преисполнено взаимных
любезностей, но когда оно закончилось, оба вздохнули с облегчением.
X. Конфликт с Павлом I
Первые месяцы в Тульчине протекли безмятежно. Суворов гордился тем, что
командует крупнейшей в России армией; дальновидный политик, он в перспективе
видел войну с Францией, разгромившей крупнейших западноевропейских полководцев.
В донесении об осмотре войск он писал: «Кармань– ольцы по знатным их успехам
могут простирать свой шаг на Вислу… Всемилостивейшая государыня, я готов с
победоносными войсками их предварить».
В России в самом деле начались приготовления к войне с Францией. Назначено было,
какие войска пойдут в поход,[89 - Намечалась армия численностью в 51 тысячу
человек.] приказано было их укомплектовать. Командующего не назначили, но все
называли Суворова. К нему посыпались просьбы, от желавших участвовать в
кампании. Он и сам считал этот вопрос решенным и деятельно вел приготовления к
|
|