Расположенный в исключительно важном стратегическом пункте (на пересечении 
путей из Галаца, Бендер, Хотина и Ки– лии), запиравший выход через Дунай в 
Добруджу, Измаил был обнесен глубоким рвом в шесть сажен шириной и четыре 
сажени глубиной, местами наполненным водой. Над рвом возвышался земляной вал в 
три-четыре сажени вышиной; общее протяжение вала превышало 6 верст. На валу 
было расставлено несколько сот орудий. Крепостной гарнизон состоял из 35 тысяч 
человек под командой одного из опытнейших турецких военачальников, 
Айдос-Мехмет-паши. Сюда вошли гарнизоны ранее сдавшихся крепостей: Килии, 
Хотина, Аккермана; они были посланы в Измаил для искупления своей вины, причем 
был издан фирман,[66 - Фирман – указ султана.] предписывавший в случае 
повторной сдачи рубить им без суда головы. В сущности, за измаильскими стенами 
была сосредоточена целая армия. По обширности укрепленного пространства Измаил 
и был рассчитан на это; турки называли его «Ордукалеси», то есть армейская 
крепость.

В обороне крепостей турки были вообще гораздо сильнее, чем в маневренном бою. 
Для взятия такой крепости, как Измаил, требовались исключительные для того 
времени людские и технические ресурсы.

Но как раз этих ресурсов Потемкин не имел. Армия понесла большие потери в 
первые годы войны; несколько корпусов было приковано к прусской и польской 
границам; часть войск еще не дошла из Швеции; наконец, те силы, которые имелись 
в южной армии, были разбросаны во многих пунктах, и Потемкин не решился либо не 
сумел сконцентрировать их перед Измаилом.

В ноябре русские войска в количестве 28 тысяч человек под начальством Гудовича 
и де Рибаса обложили Измаил. Хотя де Рибас уничтожил 20 ноября турецкую 
флотилию под Измаилом, на активные операции никто не решался: шла слабая 
бомбардировка в надежде, что турки падут духом и выкинут белый флаг. Армия 
терпела лишения от холода, болезней и недостатка продовольствия. Один очевидец 
писал, что даже у корпусного командира за обедом, когда стол накрывался на 
восемь персон, могли насытиться только двое. О солдатах и говорить не 
приходилось. «Время стало, столь дурно, что людям вытерпливатъ весьма трудно», 
сообщал генерал Павел Потемкин.[67 - Павел Сергеевич Потемкин был племянником 
князя Таврического.] В конце ноября был созван военный совет, отправивший 
главнокомандующему на утверждение свое решение – снять на зимнее время осаду и 
ограничиться наблюдением за крепостью.

Однако Потемкин, всегда избегавший рискованных предприятий, на этот раз 
упорствовал. В письме Суворову от 25 ноября 1790 года Потемкин раздраженно 
отзывался о русских военачальниках под Измаилом: «Много тамо равночинных 
генералов, а из того выходит всегда некоторый род сейма нерешительного». Взятие 
Измаила было необходимо не только по военным, но и по политическим соображениям.
 Пруссия и Англия исподтишка распространяли мнение, что держава Екатерины – 
колосс на глиняных ногах. На карте стоял престиж Российской империи.

Потемкин решил предпринять штурм Измаила. Был только один человек, который мог 
справиться с такой задачей; правда, светлейший князь предпочитал держать его в 
тени, потому что слава его и без того начинала иногда звучать чересчур громко, 
но теперь приходилось подчиниться обстоятельствам.

30 ноября Суворов получил ордер (приказ) главнокомандующего: «…остается 
предпринять с помощью божиею на овладение Измаила… Извольте поспешить туда для 
принятия всех частей в Вашу команду…» Через два дня в русский лагерь под 
Измаилом приехали на простых донских лошадках два всадника: то был Суворов в 
сопровождении казака, везшего узелок с его одеждой.

Ознакомившись с положением вещей, Суворов увидел, что трудности штурма 
превосходят все его предположения. Даже с теми подкреплениями, которые были 
подтянуты им из Гала– ца, он располагал 30 тысячами человек; значительная часть 
из них – казаки, не приспособленные в то время по своему вооружению к бою в 
пешем строю. Осадной артиллерии почти не было, снарядов для полевой артиллерии 
– только один комплект. Войска непривычны к осадным действиям, плохо обучены, 
голодны и разуты. Крепость зорко охраняется и отлично, «без слабых мест», 
укреплена.

«Обещать нельзя», резюмировал Суворов в донесении Потемкину свои наблюдения и 
тотчас начал готовить штурм.

Впоследствии, когда Екатерина узнала подробности овладения крепостью, она 
выразилась, что «почитает измаильскую эскаладу[68 - Эскалада – приступ, штурм.] 
города и крепости за дело, едва ли где в истории находящееся». Склонная к 
преувеличениям, когда дело касалось ее славы, Екатерина была на этот раз очень 
близка к истине. И уж во всяком случае военная история не знала прецедентов, 
когда бы подготовка такого грандиозного предприятия заняла так мало времени и 
вместе с тем была настолько тщательна, настолько систематична.

Невдалеке от крепости был насыпан вал – точная копия измаильского. По ночам 
войска упражнялись в штурме этого вала, последовательно воспроизводя все фазы: 
подход ко рву, забрасывание его фашинами,[69 - Фашины – связки соломы или