горах они не использовали неповоротливые колесницы, да и мулов тоже.

— А куда, — спросил он, — повезет меня это сооружение на колесах?

От такого вопроса у воина нос словно еще больше загнулся вниз к спутанной 
бороде, и он гневно выговорил:

— Куда она пожелает. — И его большой палец с перстнем коснулся золотой рукоятки 
кинжала, которую Кир продолжал сжимать.

Тогда Ахеменид засунул кинжал за пояс и тоже показал раздражение, повысив голос,
 будто ударил мечом по щиту.

— Господин Гарпаг, или ты созовешь сюда еще воинов и возьмешь меня в плен, или 
я поеду тем путем, который выберу сам. С тех пор как мы с отцом въехали в 
ворота твоего царя, с нами обращались как с охотничьими псами, которых кормят 
по царскому приказу. Я пленник?

— Нет. — В первый раз Гарпаг посмотрел молодому человеку прямо в глаза. — Кир, 
принц Аншана, ты можешь поехать к отцу, который сейчас в тревоге жует бороду, и 
он поспешит забрать тебя домой. Или можешь пойти к Астиагу в час его 
пробуждения и повиниться, что пролил кровь в его зале и вломился в покои его 
жен. Да, можешь отправиться любым из этих двух путей. Астиаг, конечно, 
похлопает тебя по согнутой спине и объявит тебе, наследнику аншанских лошадей, 
о своем прощении. — Затем, Кир, он позаботится, чтобы твоя душа страдала, 
потому что ты совершил преступление более серьезное, чем убийство или 
прелюбодеяние. Ты глупо оскорбил его достоинство и величие двора Экбатаны.

Ярость, сдерживаемая Киром, вырвалась наружу.

— Величие Экбатаны — это присказка для дураков, пена, выплеснутая из чаши с 
пивом, пустое место. Разве можно достоинством прикрыть страх, как твой 
превосходный плащ скрывает твою грязь? Разве мужчины прячутся за могучими 
стенами, если не боятся нападения? У твоих ворот стоят стражи, нанятые за 
серебро в чужих странах. Астиагу не удастся заставить страдать мою душу, 
поскольку она уже полна отвращения.

На какое-то время Гарпаг задумался, прикрыв глаза и наморщив лоб.

— Твоя пылкая речь довольно честна, — нехотя признал он.

— Тогда дай мне тысячу персов из асварана, и я затопчу твои полки копьеносцев, 
загоню весь царский двор за эти стены.

От улыбки борода Гарпага дернулась.

— Я тебя доставлю к тысяче персидских конных лучников.

Изумленный Кир ждал объяснений, и Гарпаг не стал лукавить. Царица Мандана 
решила, что Кир не станет искать ни поддержки отца, ни милости в Мидии. Он не 
станет ни на один из этих путей, ведущих к безопасности, а будет искать третий, 
собственный. Но какой путь?

— На мой взгляд, — добавил Гарпаг, — ты будешь в полной безопасности среди 
своих земляков; они, безусловно, встретят тебя радостно, в той манере, к 
которой ты привык, и устранят любого врага, который к тебе приблизится. Пока 
вроде бы все нормально. Хотя, ясное дело, господин Кир, ты не можешь сидеть в 
лагере у ворот Экбатаны, как сидел, — его темные глаза сверкнули, — у Шушана. 
Следовательно, этот особый полк бросится в бой. На самом деле этим утром он как 
раз собирается вооружаться.

— И куда он направится?

Гарпаг махнул головой на север:

— В ту сторону. Через ущелье в снежных горах. Там, вдалеке от нашей цивилизации,
 за Соленым морем, бродит масса варварских племен. Напав на них, ты сможешь 
добыть огромную славу, поскольку никто в точности не будет знать, что произошло 
в такой дали, и приумножишь достоинство Астиага, царя Мидии, расширив границы 
его империи новым завоеванием. После, через год или около того, твое поведение 
в царском зале, охотничьем парке и гареме будет забыто, или, по крайней мере, 
его заслонят иные события. Согласен?

Кир ясно слышал справа голос своего фраваши. В предложении Гарпага было что-то 
очень знакомое, царица сама говорила о его победоносном возвращении. Обсуждали 
ли эти двое вместе его судьбу? Если да, то это могло быть, лишь пока не 
наступила эта ночь.

— Если сомневаешься в моей честности, — быстро вставил Гарпаг, — я сам отвезу 
тебя к лагерю персов, а мой сын присоединится к тебе при переходе через горы.