Как-то поздно вечером позвонили мне из ГАУ: утром представитель нашего КБ 
должен быть в Москве, в готовности в тот же день выехать на полигон. Что 
делать? Командировочное предписание уже не оформить, денег на расходы тоже нет 
возможности получить. Разыскиваю к полуночи Л. Г. Коряковцева, даю ему деньги 
из семейного бюджета и прошу ночью вылететь в командировку. 

Тогда из нашего города рейс на Москву совершал Ил-14. Летел он четыре-пять 
часов и приземлялся, в столице рано утром. Коряковцев позвонил из ГАУ, что 
прибыл благополучно и выезжает на полигон. Оказывается, там приостановили 
испытания пулемета из-за какой-то нестыковки в документации, допущенной при 
оформлении. Ливадий Георгиевич прибыл на полигон вовремя, а его через 
контрольно-пропускной пункт на территорию части не пропускают: кроме паспорта, 
нет никаких документов - ни командировочного предписания, ни соответствующей 
формы допуска. 

Коряковцев не растерялся, немедленно вышел на связь с Дейкиным, объяснил 
ситуацию. Владимир Сергеевич позвонил начальнику полигона, и проблему решили 
быстро. К тому времени выяснилось, что успели разобраться в документации и без 
нашего представителя, и его вмешательство не потребовалось. 

Так что нервозности хватало. И связана она часто была с мелочными придирками, 
нежеланием порой представителей нашего министерства глубоко вникнуть в существо 
вопросов. Подливали масла в огонь нередко и конструкторы из конкурирующей 
"фирмы". У них то и дело возникало подозрение: мол, мы пытаемся обойти их 
неправедными путями. 

Иногда дело доходило до смешного. Был у нас на заводе стрелок-испытатель Л. Г. 
Копотев - настоящий виртуоз владения оружием. Образцы он осваивал быстро, тонко 
чувствовал изделия. Когда испытывали единый пулемет, Лев Герасимович поспорил с 
полигоновским испытателем, что выстрелом из ПК на расстоянии 100 метров закроет 
крышку карманных часов. Вышли на огневой рубеж, и он спокойно проделал эту 
процедуру. Оппонент Копотева, не выдержав, даже зааплодировал. Обычно, когда мы 
приносили в тир образец, Лев Герасимович шутил: 

- Вы сразу говорите, как надо стрелять: плохо или хорошо. Могу исполнить и то и 
другое. 

Он мог нарисовать на мишени, стреляя, любую цифру. Так вот, представители из 
конкурирующего КБ, убедившись в мастерстве Копотева, выдвинули требование, 
чтобы он не участвовал в испытаниях. Мотивировали свою претензию тем, что, 
дескать, испытателя специально готовили на заводе в стрельбе именно из нашего 
образца. Мы вынуждены были отозвать Льва Герасимовича с полигона. 

Пришлось в этом положении, как говорил, попадая в трудные ситуации, Цицерон, не 
только выбирать из двух зол меньшее, но и извлекать из них то, что могло быть 
полезным. Мы брали предельную отмобилизованность на работу, зараженность на 
тщательную отработку образца, готовность противостоять любым неожиданностям, 
что придавало нам уверенности, прибавляло сил. 

И вот войсковые испытания. Проводились они в нескольких военных округах, в том 
числе Туркестанском, Одесском и Прибалтийском. От каждого конструкторского бюро 
выезжали на места проведения испытаний по равному числу представителей. В. В. 
Крупина, хорошо изучившего специфику, климатические условия жаркого юга еще во 
время испытаний автомата, мы делегировали в Среднюю Азию, В. Н. Пушина - к 
Черному морю, Л. Г. Коряковцева - в Прибалтику. Я остался на заводе, создав 
здесь своеобразный штаб, куда должна была стекаться информация о результатах 
испытаний. Помогал мне ее сопоставлять и обрабатывать А. Д. Крякушин, который 
при необходимости потом тоже выезжал в войска. 

Министерство обороны создало на местах испытаний специальные комиссии, в 
которые вошли компетентные и строгие специалисты из управлений и 
непосредственно из войск. Им запрещалось входить в контакт с представителями КБ.
 Они должны были придирчиво, с максимальной объективностью оценивать работу 
образцов. Солдаты, сержанты и офицеры, испытывая изделия двух систем, сообщали 
членам комиссии, как ведет себя тот или иной образец, хотя офицеры-специалисты 
лично наблюдали за стрельбами и за поведением оружия в различных ситуациях. 

Если возникала какая-то трудность, требующая моего вмешательства, я немедленно 
вылетал в тот или иной округ. Первый и очень тревожный сигнал поступил от 
Крупина, из Туркестанского военного округа. Я получил от пего телеграмму с 
грифом "Срочная". В ней Владимир Васильевич сообщал: "Испытание на большое 
число ударов остановлено после десяти из-за массового неизвлечения. Принял все 
меры, но безрезультатно. Срочно вылетайте со слесарем и калибрами сегодня. 
Заказал разговор, но Москва не может соединить". 

Да, положение у Крупина, видимо, складывалось отчаянное, если он, очень 
находчивый человек, не смог на месте принять меры сам. Текст телеграммы 
расшифровывался так: после 10 тысяч выстрелов у нашего пулемета происходило 
"пригорание" ствола, то есть после интенсивной автоматической стрельбы ствол не 
отделялся от ствольной коробки.