полкам, дивизиям и корпусам Дорогобуж, Вязьма - исконно русские названия эти 
хватали за сердце. 

- Вязьма-городок - Москвы уголок! 

Не было ни одной роты, ни одного эскадрона, где с серых от пыли, сухих от зноя 
и усталости солдатских губ не срывались бы грозные в смутном значении своем 
фразы: 

- Русаки-то - не раки, задом пятиться не любят! Ой, неладно затеял "он"!.. 

Привал! Вмиг отвязаны котлы, и кашевары бегут за водой. У кухонь уже режут скот 
на говядину. Солдаты разбирают сараи, заборы и клуни, - без жердей, соломы и 
дров плох бивак. Из жердей, переплетенных соломой, вырастают козлы. В кавалерии 
разбиваются коновязи. 

Лошадей не расседлывают, - только отпускают подпруги, отстегивают, мундштуки да 
вешают через головы торбы с сеном. Получаса не прошло - и бивак готов! Люди 
сидят вокруг огней, жуют и толкуют. Но о чем бы ни зашла солдатская речь, она 
неизменно сходит на "него". 

- Эх, горе луково! - воскликнул Трегуляев. - Дело-то какое! Живот постелил, 
спиной накрылся, в головы кулак, а под бок и так. Коли высоко два пальца спусти.
 Слышь, Влас? Учись, братец! Что ж, Иван Иваныч, только нам теперь и осталось 
ходу, что с моста да в воду? 

Брезгун развел усы. Он понимал, куда клонит Максимыч, и ответил по существу: 

- Откуда знать? Может, у "него" от ума это идет? Аль замыслил что? По уму у 
"него" нехватки нет... 

- Ум, Иван Иваныч, разумом крепок. А где же разум, когда Влас "его" на кусочки 
разнесть охоч! И всех до того довел. С хвоста идет начало, - стало быть, 
голова - мочало. Горбатого к стене не приставишь. Взялась за Расею нежить 
окаянная. Верно сказывали деды: не выкормя, не выпоя, ворога не узнаешь. 
Выслужили себе главнокомандующего! 

До Рудни и Смоленска Брезгун не вытерпел бы и десятой части этаких речей. А 
теперь молчал, опустив голову. Трегуляев махнул рукой, обтер рот и поднялся 
из-за каши. Быстрый глаз его заметил, что карабинеры соседних взводов отыскали 
на ближнем полу одну из тех ям, в которые крестьяне, уходя в леса от французов, 
зарывали картофель, и уже немалой толпой сгрудились возле находки. Картофель в 
таких случаях выгребали прямо в полы шинелей. Трегуляев всунулся в очередь. Но 
дело затягивалось, картофеля в яме становилось все меньше - ждать было скучно, 
да и надежда получить долю терялась. Карабинер выпучил глаза и крикнул 
отчаянным голосом: 

- Князь едет! Князь! 

Под "князем" в Первой армии разумелся цесаревич, строгий и взыскательный ко 
всякому наружному беспорядку. Солдатская толпа без оглядки брызнула в стороны. 
Того и надо было Трегуляеву. Яма лежала перед ним, заманчиво розовея 
картофельной грудой. Он не спеша прыгнул вниз и принялся набивать добычей 
карманы. 

- Стой - не шатайся, ходи - не спотыкайся, - с ухмылкой бормотал он при этом 
себе под нос, - говори - не заикайся, ври - не завирайся... 

Благополучие его нарушилось самым неожиданным и неприятным образом. 

- Князь! Князь едет! 

Трегуляев, уверенный, что его пугают, так же как он только что испугал других, 
не торопясь, поднял голову. По дороге к биваку карабинерной роты, верхом на 
огромной чалой лошади, с небольшой свитой, ехал цесаревич Константин Павлович. 
Брови его были насуплены. Лошадь ступала возле самой картофельной ямы с 
вытянувшимся на дне ее солдатом, а он даже и не взглянул ни на яму, ни на 
солдата. Между тем из роты уже заметили его приближение. Взводы развертывались 
в стройные ряды, и громкие командные окрики доносились до Трегуляева. Карабинер 
выскочил из ямы и, подоткнув за пояс тяжелые шинельные полы, пустился бегом 
вкруговую к своему месту. 

Цесаревич угрюмо поздоровался с солдатами и молча проехался вдоль строя. Левая 
рука его с бессознательной жесткостью вела повод, и громадный чалый конь 
щерился, роняя изо рта куски белой пены и порываясь ухватить седока за ногу. 
Помолчав и о чем-то подумав, Константин Павлович хрипло заговорил: 

- Плохо, друзья! Но что делать? Не мы виноваты... Больно, очень больно, до слез.
.. А надобно слушать того, кто командует нами... И мое сердце не меньше ваших 
надрывается... Не верю в доброе... Старые мои сослуживцы! Душа в "нем" не наша,