наклонился с седла к солдату и обнял его. 

Олферьев ехал сбоку, наблюдая Травина. Хотя он видел его до сих пор всего один 
раз, во время скандала у Чаппо, но узнал с первого взгляда. Все в этом офицере 
нравилось Олферьеву, начиная с гордой бедности до объятия с солдатом. Корнет 
вспомнил свои утренние мысли. Наверное, Травину и в голову не приходят этакие 
глупые сомнения, колебания и боязливые мечты. 

Олферьев тронул повод, подъехал к Травину и, взяв его за руку, сказал: 

- Слушайте, поручик! Вы еле-еле знаете меня, я - вас. Но я хочу большего. Будем 
друзьями! 

Травин не удивился. Он только осторожно отнял у Олферьева свою руку и, довольно 
холодно усмехнувшись, проговорил: 

- Полноте! Откуда вы взяли, что я - враг вам? Я даже барону Феличу не враг, 
хоть он и порядочный подлец. Но быть друзьями... 

Олферьева качнуло в седле. Кровь отхлынула от его сердца, и он чуть слышно 
спросил: 

- Вы взяли у меня свою руку, почему? 

- Помилуйте! Как вы могли подумать? Скажу откровенно: я не люблю аристократов. 
Однако не все одинаковы. И руку я взял совсем по другой причине... 

Он быстро размотал грязный носовой платок, которым была обвязана кисть его 
правой руки, и показал ее Олферьеву. На кисти не хватало двух 
пальцев указательного и среднего. Корнет успел разглядеть комочки жил и 
мускулов, запекшуюся черным ожерельем кровь и блеск мелких белых косточек, 
застрявших в мясе. 

- Видите? - спокойно и серьезно проговорил Травин. - Вот в чем дело... Ума не 
приложу: как мне теперь драться с Феличем? Ни на пистолетах, ни на шпагах... Вы 
лучше меня эти вещи знаете. Подайте же дружеский совет, коли друзья мы... 

Вестфальский корпус двигался в обход Смоленска с большой осторожностью. 
Во-первых, было уже почти совершенно темно. Во-вторых, три русских крестьянина, 
которые служили сегодня Жюно проводниками, почему-то не внушали ему доверия. 
Эти скоты так подозрительно переглядывались и переговаривались, цокая языками, 
что в лучшем случае, по-видимому, и сами не знали, где переправа через Днепр, а 
о худшем герцог и думать не хотел. И, наконец, в-третьих, с самого начала 
кампании, а особенно после того, как Жюно связался с вестфальцами, ему ужасно 
не везло. Он никуда не поспевал со своим корпусом, путался в тонкостях 
диспозиций и иногда с тайной горечью подумывал о том, что устарел для новой 
войны, тактика которой изобретена неутомимым хитроумием императора. Одна 
история с коляской, так нагло отхваченной русскими под Катанью, чего стоила!.. 

Итак, корпус шел очень медленно, двигаясь через какие-то левады, сады и огороды.
 Несколько раз Жюно принимался тормошить проводников. Они кланялись и быстро 
говорили что-то, подмаргивая друг другу. Один из них, в белых штанах, казался 
особенно сомнительным. Однако он-то и был старшим. 

Когда взошла луна и Днепр сверкнул наконец впереди серебряными разводами на 
черной глади, Жюно вздохнул с облегчением. Но ехавший рядом начальник 
корпусного штаба, полковник Клери, произнес сдавленным голосом: 

- Ваша светлость! Мы обмануты! Посмотрите, где город и где русские биваки. Мы 
не отошли от Смоленска и на лье, хотя ходили четыре часа... 

Клери не успел договорить, как с противоположного берега реки грянул пушечный 
выстрел. За ним последовал еще один, два, три - много, и затем на Жюно с его 
корпусом обрушился такой огненный град, что вестфальское стадо взбесилось. 
Прежде всего куда-то исчез обоз. Потом в дивизиях вспыхнула такая неслыханная 
сумятица, что через полчаса полки и бригады перемешались, как карты в руках 
пьяного игрока. А канонада все усиливалась, и ядра сыпались все гуще, сметая на 
своем пути целые взводы. Жюно уже не сомневался, что проводники завели его 
прямо под прицельный огонь русских батарей. 

- Wir bleiben nicht hier{72}! - ревели вестфальские солдаты. 

Жюно скакал между их рядами и кричал: 

- Солдаты! Взгляните на меня: я покрыт ранами. Я был в Сирии, в Египте, везде! 
Двадцать лет мужества и преданности! Что же вы делаете со мной, проклятые 
дьяволы! 

Жюно почувствовал на глазах слезы. Ярость, дошедшая до последнего градуса, жгла 
его грудь, душила за горло.