- Один лишь миг, ваше превосходительство! Французы были уже почти на батарее. 
Травин махнул рукой. 

- Пали! 

Канониры отскочили от орудий. Вспыхнули огоньки, струйки дыма взвились над 
скорострельными трубками - и все орудия грохнули разом, выплюнув смерть. То, 
что только что бежало, лезло, валилось вперед, - стрелки и линейная пехота, - 
все это лежало на земле. Угодников указал пальцем туда, где лежал батальон в 
том самом порядке, как шел, даже с офицерами при взводах. А наседавшая сзади 
туча застыла на месте. Этаких залпов Паскевич не видывал. Поручик - отличный 
стрелок, но... ослушник! "Шпагу! - хотел он крикнуть Травину. - Подайте вашу 
шпагу! За ослушание пойдете под арест!" И вдруг заметил, что на офицере нет 
шпаги. По растерянному выражению генеральского лица Травин все понял и сказал: 

- Я уже под арестом, ваше превосходительство. Паскевич закусил губу. Он был в 
затруднении. 

Днепр у Смоленска неширок. С укреплений, из предместий и даже с равнины, на 
которой происходило сражение, был ясно виден его высокий правый берег. Около 
полудня холмистый гребень этого берега ощетинился войсками. Раевский облегченно 
вздохнул и, делая на груди под жилетом незаметные движения правой рукой, 
перекрестился. Вторая армия пришла гораздо раньше, чем он того ожидал. 
Действительно, Багратион бежал к Смоленску... 

Между тем пехотные колонны французских войск продолжали правильно и быстро 
двигаться на город с застрельщиками впереди. Кавалерийские взводы прикрывали с 
боков батареи легкой артиллерии. Как раскаты грозы, гремели пушечные выстрелы. 
По временам облака густого синего дыма застилали эту картину. Кругом Багратиона 
были расставлены на высоких ножках подзорные трубки и телескопы. Но Петру 
Ивановичу они были не нужны. Его зоркий глаз отчетливо различал все, что 
делалось в городе и над городом. И чего не видел глаз, то разгадывал он сам. 
Его смуглое лицо было покрыто горячим потом, солнце пылало и жгло немилосердно. 
Он непрерывно отряжал адъютантов и ординарцев и слал Раевскому подкрепления 
одно за другим. Для него не было сомнений: бой, принятый седьмым корпусом, - 
только начало громадной генеральной битвы за Смоленск. Барклай - хитрая лисица, 
но обстоятельства победили его. У Багратиона был радостный и вдохновенный вид. 

Как-то само собой сделалось: не успела Вторая армия стать на биваке, как позади 
того места, где находился главнокомандующий, появились продавцы с холодной 
водой, квасом, пивом и огурцами. Штабные офицеры наскоро освежались питьем и 
бегом возвращались к свите. В этой сутолоке мелькали и крестьянские зипуны, 
армяки, войлочные шляпы. Здесь же оказались и три росаснинских мужика. Какой-то 
полковник квартирмейстерской части долго разговаривал с ними, а потом отвел 
прямо к главнокомандующему. Князь Петр Иванович кипел, и все возле него кипело. 
Мимо везли из города подбитые орудия и лафеты. Из резерва скакали к Смоленску 
свежие артиллерийские роты. 

Атаки французов начинали заметно ослабевать. В четыре часа дня открыл было 
наступление Даву, но скоро был отбит. Почти смеркалось, когда Багратиону 
доложили, что подходят головные части Первой армии. Шестой корпус генерала 
Дохтурова уже становился на бивак. Барклай вел свои войска форсированными 
маршами, по-суворовски, без привалов. Солдаты ели на ходу. "Ведь умеет же 
квакер и спешить!" - подумал Петр Иванович. Первый день смоленской битвы 
кончился. Багратион вскочил на коня. 

- Еду! Прочь с дороги! Раздайся, други! 

Он карьером пустился вниз, через мост, в город. Свита неслась позади. Улицы 
Смоленска были загромождены ранеными, умирающими и мертвыми. Жители сидели в 
сараях и погребах. Кое-где занимались пожары, - небо розовело от всполохов и 
казалось живым. Раевский и Паскевич встретили главнокомандующего у Королевского 
бастиона. Багратион поцеловал Раевского и обнял Паскевича. 

- Спасибо вам нижайшее, други! Вы спасли армии русские и Россию. Что тебе, что 
мне, Николай Николаич, поздно биографию свою днем нынешним начинать. Мы ее 
начали в семьсот восемьдесят восьмом годе, при Потемкине, ты подпоручиком, а я 
прапорщиком. Помнишь небось как в дружбу вступали? А вот Иван Федорыч - дело 
иное. Сегодня история его открылась. И будет она немаловажной... 

Из темноты выехал всадник в генеральской шляпе и звездах. Это был Барклай. Он 
молча поклонился и крепко пожал руку обоим защитникам Смоленска. 

Глава двадцать пятая 

В течение этого дня Наполеон несколько раз сожалел, что так заносчиво отказался 
от приготовленного маршалами подарка. Неудача атак, которыми он руководил, его 
поразила. К вечеру у него собралось под рукой двести тридцать тысяч человек. 
Завтра эта громада должна будет овладеть Смоленском. Но что-то препятствовало