Сен-При вполголоса поддакнул: 

- L'armee ne demande rien tant que de se trouver face a face aves ses 
ennemis{60}. 

Командир шестого пехотного корпуса, низенький, простодушно-круглолицый и 
краснощекий генерал от инфантерии Дохтуров, зашевелился на стуле. Этот генерал 
и думал и говорил всегда неряшливо, кое-как. 

- За себя поручусь... То есть не за себя - за войска свои. И за себя!.. Умрем! 
Чувства... Что ж о них? Надо в бой идти! Сакремент{61}! 

Атаман Платов тоже был малоречив, - не хитрил, не икал, а сказал просто: 

- Меня что спрашивать? Под Измаилом на совете Суворов спросил. Я бригадиром еще 
был, младший в чине находился. Потому первый отвечал: "Штурмовать!" Разве иное 
что ныне произнесу? 

В отличие от всех подобных совещаний сегодняшний совет обещал быть единогласным.
 Споров не было, да и не могло быть. И Барклай не спорил. Только, ощупывая 
здоровой рукой ни с того ни с сего занывшую раненую, проговорил: 

- Следовало бы несколько больше точных сведений о неприятеле иметь, чем 
передовые посты наши и разведчики дать могут... 

Багратион вспыхнул. Черные дуги его бровей прыгнули кверху. 

- Неужто для того, чтобы бить Даву, надобно сперва взять в плен Бонапарта? 
Никто ведь, окромя господина Бонапарта, не сможет сообщить нам всего, что 
желательно Михаиле Богданычу знать. А так как Бонапарт в плен не дастся, то 
неужто же так никогда и не обратимся мы против Даву? 

Многие генералы рассмеялись. Особенно громок и откровенен был сиплый хохот 
цесаревича Константина Павловича. 

Схватив со стола печатное расписание войск обеих армий, он принялся обнюхивать 
его, с ребяческой дерзостью подмигивая в сторону министра. 

- Наступать! - повелительно проговорил Багратион. - Наступать без колебаний! 
Осторожность! Нужна и она. На сих днях армия моя укомплектовалась семью 
батальонами. Потому предлагаю для наблюдения за дорогой из Орши к Смоленску 
отрядить к городу Красному двадцать седьмую пехотную дивизию генерала 
Неверовского. Правду сказать, дивизия вся из новобранцев и восемнадцатилетних 
прапорщиков составлена, но при надобности костьми ляжет, а с места не сойдет. 
Это - для осторожности. А для наступления... 

В сутолоке бесконечных дел, среди суеты распоряжений и споров князю Петру 
Ивановичу некогда было поглубже заглянуть в себя. И сейчас, вспомнив об 
осторожности и предложив выдвинуть на левый берег Днепра дивизию Неверовского, 
он ограничивался этим. Пылкая решительность, которую так долго сдерживали 
обстоятельства, увлекала его мимо этого важного вопроса вперед, в атаку на Даву,
 а может быть, и на самого Наполеона. Раньше, ведя свою армию к Смоленску, один 
на один с напиравшими французскими корпусами, он действовал иначе. Тогда он 
ловко путал карты неприятеля и, ускользая, как змея, в конце концов вырвался из 
его лап без генерального боя. Тогда он был осторожнее. Теперь же, предлагая 
выставить для наблюдения за Оршанской дорогой дивизию Неверовского, он делал 
это, строго говоря, не столько потому, что считал необходимым, сколько для того,
 чтобы обезоружить Барклая в возможных возражениях. Но возражений не было, 
Багратион наклонился к уху цесаревича и шепнул острое словцо: 

- Кажется, ваше высочество, главный враг разбит. Остается прикончить другого. 

Константин Павлович снова громко и сипло захохотал. Если были среди 
присутствовавших на совете генералов такие, которые еще верили в полководческий 
талант Барклая, то его холодное и бездеятельное равнодушие к происходившему 
должно было убить в них остатки этой веры. Не говоря ни в пользу наступления, 
ни за дальнейшее уклонение от боя, не споря и не вмешиваясь в рассуждения 
генералов, Михаил Богданович глядел в окно. Днепр поблизости был еще светел, 
как ясный полдень, но выше города серел, как ненастный рассвет. Погода ломалась,
 дождь быстро надвигался оттуда, где так зловеще серел Днепр. Итак - 
наступление! Его неудача представлялась Барклаю почти несомненной. Но хуже 
всего было то, что даже успех движения вперед не мог бы дать совершенно ничего. 
Барклай был уверен, что Наполеон со своими силами обязательно предпримет обход 
Смоленска через Днепр, и именно там, откуда грозило сейчас городу внезапное 
ненастье. Если Наполеон это сделает беда! Погиб Смоленск. А следом за ним - 
покинувшая его армия. Наступление самоубийство! Оставалось одно: делать вид, 
будто оно предпринимается. Барклай тихонько вздохнул и поднялся с кресла. 

- Благодарю вас, мои господа! Единогласно решено наступление. Приказ о том не 
замедлит. Ныне в ночь обе армии имеют выступить из Смоленска на селение Рудню