|
на этом крыле левого фланга не было укреплений. Русские войска толпились между
флешами и деревней Семеновской. Картечный ураган сбивал их с ног. На флешах
было уже столько французских орудий, сколько можно было разместить, и все они
были повернуты против отступавших. Самое скверное заключалось в том, что на
малом пространстве до деревни собралось непомерно много людей, потому и
положение их казалось безвыходным и ужасным.
- Да, здесь и трус не найдет себе места! - сказал Багратион генералу
Коновницыну. - Что ж, Петр Петрович? Надобно отбирать назад флеши! Бери свою
третью дивизию и наступай. Я с тобой пойду...
- Не лучше ли, ваше сиятельство, отвести войска за овраг и, выставив сильную
батарею....
Худое и серое лицо Коновницына болезненно морщилось, с косматых бровей и
длинных белых ресниц срывались градинки пота, ясные, светлые глаза глядели в
сторону. Он не верил в успех контратаки и говорил то самое, что сказал бы на
его месте всякий другой генерал, храбрый и мужественный, но без гнева и
ожесточения в огненной душе. Все сражения, в которых он участвовал и будет еще
участвовать, не значили для него так много, как для Багратиона исход одного
сегодняшнего боя. Если французская армия не разобьется сегодня о русскую -
погибнет Москва. Гибелью Москвы предрешается гибель России. Итак, Россия
погибнет от поражения ее армии в том бою, которого искал, жаждал, требовал с
первых дней войны Багратион. И, не мешай князю Петру Ивановичу Барклай, не
хитри Кутузов, крушение произошло бы давным-давно. Следовательно, все, что
делал князь Петр с шестнадцатого июня по двадцать шестое августа, его мнимые
победы и мнимые поражения в жестокой борьбе с Барклаем, - все это было страшной
роковой ошибкой. Доверши ее Багратион - и вред, причиненный ею родине, был бы
неисчислим. За подобные заблуждения надо платить жизнью! Но что жизнь одного
человека, когда гибнет Россия? И случилось так, что именно здесь, на левом
фланге, на этих убогих реданах, повисла сегодня ее судьба. Счастливый
Коновницын! Он не может рассуждать так. А Багратион только так и может, лишь
так и обязан рассуждать. Он взял Коновницына за руку.
- Петр Петрович! Вот тебе приказ мой: бери свою дивизию и иди отбивать флеши!
Васильчикову прикажу всю кавалерию весть! А чтобы успеха верного к надежде
прибавить, сам возьму часть и поведу...
Он огляделся.
- Вишь, батальоны гренадерские жмутся... Это от князя Кантакузена осталось. Их
и поведу. Ступай с богом, Петр Петрович, к дивизии своей! Алеша, скачи к
артиллерии, что от Раевского прислана, готовь к атаке! Шпоры!..
От бригады Кантакузена осталось меньше половины. Но эти остатки так и не
выходили до сих пор из огня.
Гренадеры стояли в овражке, почти без офицеров, перебитых еще во время атаки,
нестройной толпой, переминаясь с ноги на ногу и тревожно оглядываясь по
сторонам. Ружейные пули и осколки гранат продолжали вырывать из их сломавшихся
шеренг то одного, то другого человека. Но к этому уже привыкли. Пугало солдат
другое: а что, если про них забыли? Им не хватало командира.
- Наложи-ка, братуха, трубочку, - говорил Трегуляев соседу, - а то, вишь, как
жарят!
- Брось, Максимыч, - отозвался карабинер, - как раз вперед двинут...
- Не двинут... Еще подождем, - чай, не под дождем. Даже в этих тяжелых
обстоятельствах словоохотливость не покидала Трегуляева. Брезгун рассердился.
- Уймись, дуралей! Не угадал еще, что с тобой-то будет!
И вдруг перед гренадерами вырос Багратион. Князь протянул руку в ту сторону,
где погиб их командир.
- Убили друга вашего и моего! Нет у нас Кантакузена! Храбрецы мои! Я поведу
вас! За мной!
Такого командира гренадеры не ждали. Он гарцевал перед ними на высокой своей
лошади, бледный и пыльный, с огненными глазами, сверкая звездами на груди. "Сам
Багратион!" Лица солдат зажглись восторгом.
- Ур-ра! Веди, отец! Умрем!
Грянули барабаны. Гренадеры склонили на руки штыки и двинулись вперед стройно и
мерно. И в ту же минуту снова от стона орудий потряслась земля. Над головами
гренадер прогремело, прошипело, просвистело, - заговорил и смолк ад. Задние
укрепления флешей скрылись в густых облаках пыли. По мере того как она
рассеивалась, один за другим показывались земляные ходы, заваленные сотнями
|
|