хозяин бывал за столом весел, любезно-настойчив в потчевании, волен и 
дружелюбно прост в обращении. Сходили на него в это время пленительная доброта 
и самая приветливая словоохотливость. В рассказах о бесчисленных походах своих 
на Кавказе, в Польше, Германии и Турции бывал он положительно неистощим. И даже 
такие гости, к которым не чувствовал он ни влечения, ни симпатии, не могли 
пожаловаться на недостаток обходительности со стороны Багратиона, когда делили 
с ним обед или ужин. Поэтому Хотя Сен-При и был неприятен князю Петру, но 
"фляки по-господарски" и баранья нога в масле решительно устраняли возможность 
раздора между собеседниками. 

- Люблю я, граф, драться, - не без некоторой колкости, однако, говорил 
Багратион, - с соотечественниками вашими, французами! Побьешь, так есть чему и 
порадоваться. Как свет стоит, никто так не дрался, как русские и французы! Раз 
Суворов слово мне молвил - ввек не забуду: "Легкие победы не льстят сердца 
русского!" А французы дешево побед не продают... 

- Случалось и мне в рядах новых моих соотечественников с французским войском 
боевые иметь встречи, - отвечал Сен-При. - Насколько судить могу, оно 
зажигательной ракете подобно: если не зажжет с полета - сама лопнет в воздухе. 
Но многое у французов замечательно и для подражания может служить... 

- В маневре сила их. У французов поучиться не прочь я. Но зато и своих учителей 
не забыл. Царь Петр, Суворов, фельдмаршал наш - вот школа русская. Вся на 
маневре: где вперед, где назад, - а везде победа! У Суворова в науке состоя, 
через Альпы отступал я. И под Кутузовым будучи, в наступление не раз хаживал. 
Великое дело - маневр! Полководец задумал, солдат понял - все готово: слава 
победителям! А солдат! Ах, что за солдат у нас! Подобного в свете нет! Да поди 
и сами вы, граф, о том известны. 

Дверь избы распахнулась, и в горницу быстро вошли Горчаков, граф Михаиле 
Воронцов и Неверовский - три генерала, оборонявшие Шевардино. Все они были 
чумазы от пороха и тяжело дышали. Шинель Горчакова была прожжена в трех местах, 
от воронцовской шинели оторваны обе полы. Генералы были осыпаны пылью и землей. 


- Здравствуйте, други! - радостно воскликнул Багратион. - Показали же вы 
французам феферу! Убей бог, хорошо! Не томи душу, князь Андрей, рассказывай! За 
стол, за стол! Приборы сюда! Живо! Рассказывай, князь! 

- Ваше сиятельство гневались, что не мог я из Шевардина убраться по первому 
приказу вашему, - заговорил, отдуваясь и с удовольствием принюхиваясь к запаху 
жареной баранины, племянник Суворова, - а и никто бы на месте моем не убрался! 
Спросите, сделайте милость, у графа или Неверовского... Не сговаривались, а то 
же скажут... 

Он сбросил шинель и, слегка засучив рукава, схватил нож и вилку. В сонных 
глазах его засверкали плотоядные огоньки. 

- От голодухи в животе тарантасы катаются... Ну как уйти было? Невозможно. Близ 
четырех часов почали французы на нас лезть. От пяти до семи - пушками 
разговаривали. А потом - атака за атакой. Четыре раза батарея хозяев меняла. 
Три орудия они у нас цопнули, а мы у них шесть отхватили. Уж я и сам видел: 
пора идти, не к чему спектакль доигрывать, - да в ногах будто свинец засел. И 
солдаты ни с места, - хоть по переносью бей! Еле выдрался... 

- Весь корпус Понятовского, вся кавалерия Мюрата да три дивизии Даву наступали, 
ваше сиятельство, - сказал Неверовский. - Я штыками три раза выгонял шестьдесят 
первый линейный их полк... 

- Не знаю, поблагодарит ли нас кто, - с холодной усмешкой заметил Воронцов, - 
но французы благодарны не будут. Князь Андрей Иваныч уже и редут сдал, а мои 
гренадеры, не стерпев, еще раз кинулись на дивизию Морана... Ах, какая 
великолепная была свалка! 

- А мой фокус, господа? - захохотал Горчаков, вгрызаясь в баранью лопатку. - 
Компан идет колонной в атаку. Я велю кирасирам встретить. Но, чтобы собраться, 
надо им минут пять. Гляжу: Мюрат с латниками целит между редутом и деревней. 
Вот тебе и пять минут!.. Как раз прорвет. Что ж, думаю, делать? Не соображу 
никак... а моменты бесценнейшие летят! И вдруг нашелся! Хлоп себя по лбу, - ах, 
баранина! То есть телятина! Ну, да все равно! Выхватил из резерва батальон и 
повел, - ни выстрелов, ни барабанов, только "ура" громчайшее... А уж темно, - 
французам невдомек, что на них с "ура" не корпус целый, а всего лишь батальонец 
лезет. Мюрат забеспокоился, остудился... А тут уж и кирасиры налетели, и четыре 
пушки - в руках. Что? По-суворовски!.. 

Он поднял голову и гордо взглянул на генералов, смачно двигая толстыми 
маслеными губами. 

- Покойный дядюшка за военные хитрости, бывало, весьма фельдмаршала нашего 
похвалил. Я мальчишка был, а помню: "Хитер, хитер! Умен, умен! Его никто не