блюсти, командиром не 
выглядеть, команды не слышно. Будто на деревенских посиделках беседу ведет. Сие 
ни в каких уставах не написано».

Дементий, будто отгадав его мысль, провел под линейку четкую линию и поднял 
голову:

— В уставах о том, как служителей сберечь от моровой язвы, тоже не написано. А 
он сбережет. — Усмехнулся. — Мы тут так будем бегать, да строить, да упражнения 
делать, что не до чумы будет.

Да, то были не учебные классы, а непрерывный, почти холопский труд с нелегким 
заданием каждому офицеру и моряку. Горели беспрерывно костры, кипели котлы с 
горячей водой, разводили в ведрах уксус, сушили на кострах одежду, затем 
прокаливали и продымливали ее. На козлах постоянно проветривались постели. Воду 
привозили от Днепра в бочках, сырую командир пить не давал. Изредка легкие 
взрывы окутывали пороховым дымом весь лагерь. «Пороха-то она, сердешная, 
боится», — утверждал Ушаков.

«Все кислые-то стали, яко мураши», — похохатывали матросы, обмываясь уксусом. 
«Да ты трись, трись пошибче, всякая хворость лепетнет», — ворчал боцман, не 
давая никому улизнуть от ежедневной промывки. Два раза в день докладывал лекарь 
Ушакову о состоянии команды. Если появлялось покраснение, слезились глаза, вся 
землянка или палатка становились на легкий карантин, если болезнь не отступала 
— карантин был полный. Матросам даже разговаривать с соседями запрещалось. 
Городской госпиталь Ушаков не загружал, а если кто приходил оттуда, то долго 
выдерживал в карантине и лишь тогда допускал к упражнениям. Позднее он 
вспоминал: «Все... расположения и наблюдения исполнялись со всевозможными 
рачением под всегдашним моим присмотром, даже ни один больной человек не только 
без бытности моей при осмотре лекарском не отосланы в госпиталь или в карантин, 
но из одной в другую палатку без меня переведены не были...»

Казалось, лишь бы выжить, здесь, на суше, не отойти к праотцам, но его матросы 
готовились к морским походам: слушали и исполняли команды, вязали узлы, учились 
забираться на столбы, что поставил он вместо мачт.

Чума не выдержала, отступила и «от 4 числа ноября минувшего 1783 года более уже 
не показывалась», — писал он позднее в докладной записке.


* * *

Петербург, отмечая старание в борьбе с чумой, особо выделил по представлению 
вице-адмирала Я. В. Сухотина командира морского корабля № 4. 
Адмиралтейств-коллегия объявила, что «приписывает совершенное свое удовольствие 
особливо же капитану Ушакову, отличившемуся неусыпными трудами попечением и 
добрым распоряжением, чрез то, что он по своей части гораздо скорее успел 
отвратить опасную болезнь, так что оная от 4 числа ноября больше не 
показывалась, о чем к нему от Коллегии послать указ...».

Орден Владимира 4-й степени засиял на груди Ушакова. Не за морские сражения, но 
за битву со смертельной опасностью, за спасение от гибели русских моряков и 
командиров, всех морских слушателей, что скажут еще свое слово в будущих битвах.





Севастополь


Русский военный флот (среднего тоннажа) получил базу в Азовском море и в 
северо-восточной части Черного моря, а русским торговым кораблям было разрешено 
плавать там наравне с английскими и французскими. Турецкая верхушка, 
естественно, не хотела усиления России, не могла перенести независимости Крыма 
и периодически организовывала мятежные выступления среди крымских татар, 
подкупая влиятельных мурз. Турецкие корабли, нарушая соглашение, посещали 
крымские гавани, угрожали десантами. Генерал-поручик Суворов сумел четкими 
маневрами, угрозой применения артиллерии изгнать из Ахтиярской бухты отряд 
кораблей Гаржи-Мегмета. Удобная гавань не стала базой для турецкого флота, а 
Суворов был первый русский командующий, кто оценил ее значение. В 1778 году он 
же провел блестящую операцию по выселению крымских христиан, в основном греков 
и армян. Это была акция скорее экономического характера, ибо наносила 
существенный и даже непоправимый удар по доходам крымского хана, лишала его 
финансовой опоры. Переселенцы армянского происхождения поселились у крепости 
Святого Дмитрия Ростовского (будущий Ростов-на-Дону) в слободе Нахичевань, а 
греческие переселенцы между реками Берда и Кальмиус, где возникли города 
Мариуполь и Мелитополь.

Турецкие лазутчики в это время всячески провоцировали крымских татар на 
выступления и вооруженные вылазки против русских войск,