добавить: при условии иметь противниками Алексеева, Эверта и Куропаткина. 
Впрочем, эта оговорка имеет силу применительно ко всему периоду операции 
ЮгоЗападного фронта в 1916 году.
      
      В заключение скажу, что при таком способе управления Россия, очевидно, 
выиграть войну не могла, что мы неопровержимо и доказали на деле, а между тем 
счастье было так близко и так возможно! Только подумать, что если бы в июле 
Западный и Северный фронты навалились всеми силами на немцев, то они были бы 
безусловно смяты, но только следовало навалиться по примеру и способу 
ЮгоЗападного фронта, а не на одном участке каждого фронта. В этом отношении, 
что бы ни говорили и ни писали, я остаюсь при своем мнении, доказанном на деле, 
а именно: при устройстве прорыва, где бы то ни было, нельзя ограничиваться 
участком в 20–25 верст, оставив остальные тысячу и более верст без всякого 
внимания, производя там лишь бестолковую шумиху, которая никого обмануть не 
может, Указание, что если разбросаться, то даже в случае успеха нечем будет 
развить полученный успех, конечно, справедливо, но только отчасти. Нужно 
помнить пословицу: «По одежке протягивай ножки». Для примера укажу на наш 
Западный фронт. К маю 1916 года он был достаточно хорошо снабжен, чтобы, имея 
сильные резервы в пункте главного прорыва, в каждой армии подготовить по 
второстепенному удару, и тогда, несомненно, у него не было бы неудачи у 
Барановичей. С другой стороны, ЮгоЗападный фронт был, несомненно, слабейший, и 
ожидать от него переворота всей войны не было никакого основания. Хорошо, что 
он выполнил неожиданно данную ему задачу с лихвой. Переброска запоздалых 
подкреплений в условиях позиционной войны помочь делу не могла. Конечно, один 
ЮгоЗападный фронт не мог заменить собой всю многомиллионную русскую рать, 
собранную на всем русском Западном фронте. Еще в древности один мудрец сказал, 
что «невозможное – невозможно»!
      
      Покончив с этим вопросом, буду излагать дальнейший ход событий.
      
      
Перед Февральской революцией
      
      В декабре 1916 года опять был собран военный совет в Ставке. На нем я был 
со своим новым начальником штаба Сухомлиным, так как Клембовский по моему 
представлению был назначен командующим 11й армией взамен Сахарова, когда тот 
ушел на Румынский фронт. Мне было жаль расстаться с таким помощником, но я 
всегда старался выдвигать, хотя бы в ущерб своему спокойствию, тех людей, 
которые своими выдающимися качествами того заслуживали.
      
      Клембовский, невзирая на некоторые свои недостатки, был именно дельный, 
умный генерал, вполне способный к самостоятельной высокой командной должности; 
Сухомлин же был мой старый начальник штаба, с которым я привык работать.
      
      В Ставке, по заведенному порядку, мы начали с завтрака у верховного 
главнокомандующего, который ко мне отнесся сухо, хотя и не видел меня во все 
время моего наступления. Когда государь ко мне подошел в приемной, где мы все 
были выстроены, со мной рядом стоял мой предместник Иванов. Я только перед этим 
узнал, что тотчас вслед за военным советом, имевшим место 1 апреля, когда я 
заявил, что я наступать могу и буду, что и было тогда утверждено, Иванов после 
моего отъезда испросил аудиенцию у верховного вождя и доложил ему, что по долгу 
совести и любви к отечеству он считает себя обязанным, как знающий хорошо 
ЮгоЗападный фронт и его войска, просить не допускать меня к переходу в 
наступление, так как это сгубит армию и даст возможность неприятелю разбить 
меня и заполонить ЮгоЗападный край с Киевом. Царь спросил его, почему же он не 
заявлял это на военном совете, на котором он присутствовал. Иванов ответил, что 
его никто ни о чем не спрашивал и он не находил удобным напрашиваться со своими 
советами. Но царь возразил ему: «Тем более я единолично не нахожу возможным 
изменять решения военного совета и ничего тут поделать не могу. Переговорите с 
Алексеевым». На этом разговор и закончился.
      
      Иванов принадлежал к той плеяде военачальников, которые, под руководством 
Куропаткина, проиграли японскую войну. И Эверт был один из деятелей этой 
злосчастной войны. Я всегда боялся генералов этой куропаткинской школы и думаю, 
что если бы с самого начала они сидели на тыловых должностях, то от этого наше 
дело много выиграло бы, и недаром бывший верховный главнокомандующий великий 
князь Николай Николаевич их не жаловал. Многократно хотел он сменить Иванова, 
при нем не были бы главнокомандующими ни Эверт, ни тем более Куропаткин; но он 
сам был сменен, и все пошло шиворотнавыворот. Конечно, я Иванову ни слова не 
сказал относительно его разговора с царем обо мне и моем наступлении, ибо 
всегда пренебрегал всякими подвохами и в принципе никогда не мстил тем, кто 
старался меня уязвлять.
      
      После завтрака мы начали заседать. Царь был еще более рассеян, чем на 
предыдущем военном совете, и беспрерывно зевал, ни в какие прения не вмешивался,
 а исполняющий должность начальника штаба верховного главнокомандующего Гурко, 
невзирая на присущий ему апломб, с трудом руководил заседанием, так как не имел 
достаточного авторитета. На этом совете выяснилось, что дело продовольствия 
войск в будущем должно значительно ухудшиться.